Терпкий аромат полыни - [59]

Услышав стук в дверь, она отложила перо, подумав, что это Алиса или Симпсон с углем. Открыв дверь, Эмили увидела странного человека. Куртка на нем была подвязана шнурком, на лохматой голове сидела старая бесформенная шляпа, а лицо наполовину скрывала нечесаная борода. Пахло от него так, что Эмили отшатнулась.

— Чем могу помочь? — спросила она, думая, что ей самой, пожалуй, никто не поможет. Даже если она начнет кричать, ее не услышат.

— У меня палец болит, — заявил мужчина и сунул руку ей под нос. На пальце виднелся огромный желтый нарыв, а вокруг все покраснело и распухло.

— Выглядит неприятно. Возможно, вам стоит обратиться к врачу.

— Я к докторам не хожу, — нахмурился он, — они денег хотят. А ты разве не она?

— Простите?

— Знахарка. Травница. Так на воротах написано.

Эмили казалось, что он говорит на иностранном языке.

— На воротах?

— Ну да. У бродяг есть свои знаки, и другие их читать не умеют. Мы-то знаем, где нас не прогонят. На твоих воротах написано, что это дом знахарки.

Это было настолько невероятно, что Эмили засмеялась.

— Я не знахарка. Но ваш палец действительно жутко выглядит. Заходите, посмотрим, чем я смогу помочь.

Он тщательно вытер ноги, прежде чем войти. Эмили посадила его у огня и поставила чайник на плиту. Нашла свой маникюрный набор — очаровательный парижский набор в сафьяновом чехле, один из подарков на совершеннолетие. Ошпарила кипятком ножницы и пинцет. Отрезала полосу от чистого полотенца, которое ей дала миссис Трелони. За него придется заплатить, но ведь не могла она не помыть незнакомцу руку — он может умереть от заражения крови.

Вблизи палец выглядел еще хуже. Обмывая его горячей водой, она морщилась.

— Думаю, стоит вскрыть нарыв.

Он кивнул.

Эмили сделала ножницами крошечный разрез, и из него брызнул гной. Она расширила разрез, пока весь гной не вышел, поднесла руку ближе к лампе и пинцетом вытащила что-то из раны.

— Вот. У вас в пальце застряла заноза.

— Ага, было дело. Я лез через забор, и щепка прямо в палец воткнулась. Я хотел ее вынуть, да она сломалась.

— Ну что ж, я ее вытащила. Я еще раз промою ваш палец и забинтую чистой тканью. Больше я ничего сделать не могу, у меня нет ничего, чтобы продезинфицировать рану. Я только что приехала сюда.

— А вы молодец, дамочка. Все ж таки вы — знахарка. Вы прежний порядок вернете? Мои товарищи обрадуются.

Это предложение напугало Эмили. Она представила, как к ее дверям тянется вереница бродяг. Вместо ответа она спросила:

— Не хотите чаю? Вода только что закипела.

— Уж лучше виски.

— Простите, я не держу здесь алкоголя. — Она улыбнулась. — Но если вы зайдете в «Красный лев» и попросите выпить у миссис Лейси, я заплачу.

Он покачал головой:

— Приличные люди не пускают бродяг в свои заведения. Кое-какие фермеры пускают нас переночевать в сарае, если мы дрова наколем, но чаще на нас собак спускают.

— Простите.

— Тебе-то откуда знать, ты вон какая чистенькая. — Он посмотрел на забинтованный палец. — Но спасибо тебе и всего хорошего.

Он встал и вышел. Глядя ему вслед, Эмили поняла, что они с ним похожи. Он тоже был изгоем.

ГЛАВА XXVI

После встречи с бродягой Эмили трясло. Она приготовила себе чаю и села, грея руки о кружку. Тепло постепенно разливалось по всему телу. Он назвал ее знахаркой. Это то же самое, что ведьма? Но ведь она же лечит, а не колдует. А еще все говорили, что женщины, живущие в этом коттедже, были прокляты. Она вспомнила о дневнике. Может быть, это записки той травницы? Он очень старый, середины девятнадцатого века. Были ли с тех пор тут другие знахарки? Эмили должна была узнать правду. Она пошла в спальню и принесла оттуда переплетенный в кожу томик. Чернила выцвели до бледно-коричневого цвета, и она держала книгу близко к лампе, перечитывая то, что раньше только пробежала глазами.

Из дневника Сьюзен Олгилви,

10 июля 1858 года

Писано в деревне Баксли-Кросс, в Девоншире

У меня получилось. Я стала школьной учительницей в деревне Баксли-Кросс, в Девоншире, и живу в собственном маленьком коттедже на краю Дартмурской возвышенности. С другой стороны стоят домики, крытые соломой, церковь с высокой квадратной колокольней и очень гостеприимный паб (хотя я уверена, что дамам не положено ходить в паб, особенно школьным учительницам и старым девам).

Эмили пропустила описание коттеджа, который совсем не изменился с пятидесятых годов. Потом она увидела слова, от которых у нее чаще забилось сердце.

Я стараюсь не думать о том, что весь этот коттедж поместился бы в гостиной Хайкрофта. И не вспоминать свою ванную, которую Мэгги наполняла горячей водой. Я должна смириться со своим новым местом в жизни. По крайней мере, у меня есть занятие, и я не буду голодать. Мама пришла бы в ужас, увидев меня, но я не стану думать о ней. Она ни слова не возразила отцу, когда он отрекся от меня, сказав, что я не буду больше его дочерью, если уеду в Лондон и выйду замуж за Финлея.

От имени Финлея мне становится больно. Я не хочу писать этого.

Девушке казалось, что строчки кричат. Сьюзен Олгилви сбежала, чтобы выйти замуж за любимого мужчину, а потом что-то случилось. Эмили читала дальше.

Возможно, последняя обитательница этого дома вышла замуж и уехала с мужем, но это маловероятно, учитывая ту часть учительского контракта, которая запрещает общение с противоположным полом. По крайней мере, приходскому совету не придется беспокоиться о моем неподобающем поведении. Для меня существовал только один мужчина, а он лежит на Хайгейтском кладбище. Упавший груз убил его в лондонских доках, где он трудился, чтобы заработать на лучшую жизнь для меня.