Терновый венок надежды - [21]

И если, поначалу, во многом в ней я видела себя прежнюю, одинокую и разлученную со своим дорогим мужем, со своим Фернандо, то потом... изо дня в день, из ее одного такого визита в другой... в моей голове стал рисоваться тайный, придуманный, безликий образ, к которому у меня тоже стали зарождаться непонятные чувства, трепетные и теплые, горькие и сладкие в одночасье. ...сочиненная, какая-никакая, "любовь". Это было сродно симпатии к вымышленному герою поэмы. Ничего серьезного, ... но и ничего простого.

И при всем этом... я ощущала себя предателем, невольным предателем, хоть и давшим обещание... жить, сердцем жить и после ухода Авалоса... Ощущала себя изменницей - а потому сражалась, боролась, противилась чувствам изо всех сил... и проигрывала. Проигрывала - и проиграла, смиренно, в конце концов, подчинившись, покорившись происходящему.

Время стерло грани - и я, не понимая всей сути обреченности исхода творящегося, непроизвольно стала отождествлять себя с ней: я начала жить ее судьбою.

Я, прибитое землей сознание, жадно искала хоть какой-нибудь выход за пределы своей узкой, давящей безумием на разум, скорлупы. И наконец-то нашла его - и тут же, без раздумий, голодно набросилась и паразитически срослась с нащупанной, пойманной в цепкие щупальца, жизнью. И что больше всего поражало - не жалела об этом ни капли.

***

Ее биение сердца стало словно моим собственным. И каждый ее приход был для меня сродным пробуждению от тяжелого сна. Я свыклась так быстро и легко со всем этим, как никогда ни с чем другим доселе, что даже самой порой ставало страшно от происходящего. Но менять что-либо в данной ситуации не только не хотела, но и на отрез отказывалась, невыносимо, до терпкого ужаса, оного страшась.

И все было таким органичным, естественным и складным. Я жила звуками, словно слепой, во многом полагаясь на остаточные воспоминания и фантазию: рисовала мир вокруг себя, свои ощущения, как если бы не она, а я сейчас сидела где-то там наверху, на краю морской бездны, и отчаянно молила у судьбы снисхождения и счастья. Молила, просила вернуть Его и нашу любовь...

Но однажды, в один такой прекрасный "день", мгновения ее визита, что-то случилось, что-то переменилось. Забыв заранее оповестить меня об этом, учтиво предупредить... или, хотя бы, пояснить происходящее.

Ее сердцебиение, оно словно сбилось с такта, словно взбунтовалось, сошло с ума: то плавной, размеренной ходой клекотало, то вдруг, бешенным, взволнованным, шальным бегом, словно мечущая птица в клетке. Так, так не бьется сердце человека, так не бьется сердце ни одного, кто мне был ведом доныне...

Я не понимала, что с ней происходит и что это может значить, пока... пока сама судьба, жуткий случай не раскрыл все карты, болью и ужасом не хлыстнув мне правдой в лицо и не раскромсав мою душу в ошметки...

***

Сии волнами перебои в ее теле стали теперь постоянным атрибутом. Я не понимала ничего, но еще больше удручало то, что, в чем бы эта тайна не заключалась, я все равно не смогу помочь. Спасти девушку...

И тут становилось еще ужаснее. Жутко и страшно. А что если что-нибудь станется с ней? Что если она умрет? Пропадет? Или, просто, перестанет сюда наведываться?

Я же умру.

Нет, я исчезну! Растаю. Я больше не выдержу одиночества! Только не так... Больше не так!

Я пыталась душой вырваться наверх, взглянуть на нее, понять, что происходит. Я пыталась вырваться из-под земли и спасти свое спасение, спасти ее, родимую... Спасти себя.

Я стала думать, размышлять о том, что бы было, если смогла бы ее увидеть; что бы она делала, когда пришла сюда, как бы это происходило: вот неспешно присела на теплый, разогретый солнцем, гладкий, округлый серый камень, что едва ли возвышался над поверхностью земли; ласково и аккуратно провела рукой, ладонью по колкой, невысокой, сожженной светилом, сухой траве, и нежно, дружески улыбнулась солнцу. Затем взгляд поплыл куда-то вдаль, коснувшись шальных волн: и недолго, но так жадно и страстно, упивалась завораживающей красотой их побегов.

А дальше - легла на землю, уставилась в небо... и тихо, едва шевеля губами, про себя, стала вновь сочинять оды, эпитафии раздирающим душу чувствам, переживаниям и надеждам... Вновь предалась поэзии и мечтам.

Но это были лишь мои фантазии, мои догадки, мои предположения...

Ее же воочию узреть я так и не могла.

Так было и в следующий, и в грядущие после него, разы...

Никаких сдвигов. Никаких видений.

Лишь гипотезы.

И тут... и тут, в очередной такой "день" бессмысленных поисков, пришло оно. Пришло ПРОЗРЕНИЕ. Жестокое, больное прозрение.

Чиркнул где-то вдали камень, еще немного - и я стала отчетливо различать чьи-то шаги. Шаги... и холодное, размеренное, бесчувственное, как у Асканио, ... биение сердца.

Хоть это был не он, не мой брат, (его-то пульсирующую мраморность теперь я уж ни с чем не спутаю), предвзятость и злость сковало мою душу к незваному гостю.

А ее... а ее-то сердечко вдруг встрепенулось и бешено, сумасбродно заколотилось. Вскочила на ноги. Стремительный бег навстречу - и оба замерли рядом друг с другом.

Тяжелый глоток воздуха (ее) и прошептала: