Терновый венок надежды - [14]

- Я не прошу меня забыть, я прошу жить дальше и попытаться быть счастливой. Понимаешь?

Через силу, ответила, подчинилась его напору:

- Понимаю.

- Ладно, тебе пора. Уже давно стемнело. Помни, недалеко от северных ворот тебя будет ждать Ар де Ивуар. Ты его узнаешь - старец, в простой, ситцевой, темно-коричневой одежде священника. Короткая седая борода, плешь на затылке и грустные, усталые, цвета неба, глаза.

- Ты ему веришь?

- Как себе.

Шаг к двери, но замерла, уцепившись за ручку. Полуоборот - и набраться храбрости сознаться, признаться в том, что так долго грызло, гноило мою душу:

- Фернандо.

- Да, Виттория? - живо уставил на меня свои черные глаза.

- Ты же знаешь, что у нас был ребенок?

Резко опустил голову, болезненно сжал кулаки, скривился. Едва слышно:

- Да...

Пристыжено уткнула взгляд в пол и я.

Безмолвствую, не набравшись смелости на продолжение, сказать заветное... "прости".

Тяжелая пауза, и вдруг он первым отозвался:

- Что было, то было. Теперь все будет по-другому... и лучше.

Благодарно улыбнулась, уставилась на него. Молчу.

- Никто не виноват. Видимо, судьба у нас была такая.

- Но я... - решаюсь на покаяние.

Застыл в удивлении (невольно вздернув бровями).

- Если бы я тогда не солгала...

Переменился в лице, молчит.

- Если бы... пусть и нарушила слово, пусть не помогла бы ей.

- Ты о чем? - не выдержал, замер, не шевелясь.

- Я знала, что задумала Лукреция. И нарочно покрывала ее обман. Если бы... - (молчит), - то, возможно, все были бы живы. И тогда Господь не наказал бы меня, и не забрал его.

(тяжело сглотнула;

ну вот и всё... призналась)

Но вместо злости, негодования, осуждения... или ненависти, на его лице расплылась добродушная улыбка.

Неспешно подошел ближе и обнял, привлек к себе - поддалась. Поцелуй в макушку.

- Глупенькая моя. Чем ты, какими только мыслями не калечишь себе душу. С ними, со мной все было давно решено. И без твоей помощи она бы сбежала. Это же - Лукреция. Ее нрав никому не под силу было обуздать. А вся та рокировка, при которой мы с Роберто выбыли из игры, - свершилась бы так или иначе. Все было предрешено задолго до твоих... слов.

- Тогда почему? - несмело подняла глаза вверх, пытаясь заглянуть ему в лицо.

- Не знаю... - крепче сжал, поцелуй в лоб. - Не знаю, моя дорогая.

"А я знаю..." - наперекор прошептала моя душа.

Глава 9. Погружение

Все шло по замыслу.

Удивительно, но своего скакуна нашла недалеко от того места, где пару дней назад его оставила.

Оседлать животное - и пуститься в путь.

У северных ворот меня окликнул старец...

***

В какой-то момент расспросов и попыток лгать окружающим, я окончательно уверилась в том, что тянуть с "кончиной" нет смысла, и Фернандо несомненно прав. Увидеть тех, кому ты верил, и кто тебе так рьяно и открыто, добродушно доверял, подарить им пуд лжи и притворства, проститься, нарочно роняя в души еще больше боли и разочарования... Нет, все это было ни к чему.

Придаться прощальному омыванию греховной плоти, огласить завещание, помолиться Господу - и довериться священнику, как самой себе.

Испуганно зажмурила веки и замерла.

Удар. Болезненный, жуткий удар - и оцепенение.

Короткие мгновение - и боль отступила, оставив по себе лишь прозрачный шлейф страха.

- Не бойтесь, Синьора. Все будет хорошо, - словно прочитав мои мысли, прошептал старик. - Думайте о хорошем, думайте о своем муже и о всем том, что ждет вас впереди. Скоро всё закончится, переменится - и вы свободными птицами помчите дальше по своей судьбе.

***

(А с к а н и о)

Я понимал, что не все так просто.

И более того, тот, кто не смог сам за себя постоять, и лишь волей случая остался живым и свободным, не в силах заступиться, защитить мою сестру.

Авалос давно уже был не таким, как раньше. Более того, принципы, мягкость и добродушие убили в нем воина, мужа, за которым раньше шла целая армия. За которым шли даже слепые и маловерные, перед которым отчаянно падали стены городов и фортов.

Маркиз де Пескаро перестал быть самим собой, тем, кому бы я мог доверить ее, хрупкую...

***

(А с к а н и о)

- Оливеретто, седлай лошадей, мы направляемся в Рим.

- Я слышал про Вашу сестру, соболезную, - замялся тот, как никогда в жизни доселе. Не знал, что он способен на сочувствие. Ладно, плевать.

- Благодарю, - едва осознанно ответил, подхватил со стола свои ножны с мечом, и, на ходу прикрепляя их к поясу, тут же направился к выходу, - у меня будет для тебя задание...

***

(А с к а н и о)

Получил наставление и мой дальний родственник по линии отца, бастард рода Ровере, Матиас дела Ровере, второй муж нашей кузины. Я верил ему, как себе. И многие дела пришлось нам вдвоем провернуть, причем зачастую такие, о которых лишь мертвые помнят.

Более того, этот человек находился уже в том возрасте, когда смерть, отчаявшись его заполучить насильственным путем, смирилась со всем, перестав ходить по пятам, покорно села в кресло и, просто-напросто, стала дожидаться, когда к своему концу добегут последние годы грубого, бесстрашного существования, что едва ли смогут сложиться в десяток.

Я дал ему власть - а он мне верность.

А теперь, если все удастся, я дам ему еще и вечность - и тогда он будет в таком неоплатном долгу передо мной, что только Богу известно, насколько это рассудительно и человечно.