Терион. Сага о чести и долге - [4]

— Именем Его Светлости барона Альвана — стой, незнакомец! — Хаттарон Интари выступил вперёд и предупредительно выставил вперёд левую руку, правая же покоилась на рукояти меча. — Назовись и сообщи цель своего прибытия в Лангсдорф.

Говорил командир стражников на пангале — созданном много столетий назад лингвистами Аффинора меж-языке, предназначенным для общения между собой представителей различных государств Териона. Любой уважающий себя военный, учёный или ремесленник считал своим долгом знать пангал, а уж про торговцев и говорить не приходилось. Те зачастую свой родной язык знали куда хуже пангала. А вооружённый незнакомец с превосходным дарханским боевым скакуном явно был не уроженцем благословенного Эреншильда. Однозначно можно было сказать, что перед командиром смены стоял северянин, но у Интари всегда возникали проблемы при распознании эррендийцев и дарханцев. И те, и те были высокими и светловолосыми, даже говорили жители этих двух северных государств на одном языке — эрлинге. Но одно Интари знал наверняка — и эррендийцы, и дарханцы были известны на весь Эрелен, как свирепые воины. Это прочувствовали на своей шкуре гиштанцы, когда вознамерились триста лет назад включить в пространство своей империи так называемые Ничьи Земли — обширные равнины, кое-где прорезанные горными хребтами, что отделяли Гишту от владений северян. Однако жители Великих Равнин (местное самоназвание этой части Эрелена), понятное дело, не пришли в восторг от появления в их землях имперских солдат, да и северяне сразу же насторожились. И Эррендия, и Дархан, и ещё одно северное королевство — Менория — считали Великие Равнины своим «задним двором», и вторжение в Ничьи Земли гиштанцев им пришлось не по вкусу. Но последние ни о чём таком не подозревали, до поры, до времени. Сломив сопротивление трёх городов-государств — Сакории, Шалвана и Алзабара, гиштанцы разгромили ополчение нитских племён и форсировали полноводную реку Онтурри, за которой высился горный хребет, отделяющий Великие Равнины от пограничных земель Менории. Четырёхдневный переход — и экспедиционные силы Империи вторглись бы в саму Менорию. Но этого не произошло.

Гиштанцы, не рискуя двигаться ночью — на засаду можно было нарваться только так, ведь отдельные разрозненные отряды нитских племён и алзабарские партизаны всё ещё продолжали тревожить боевые порядки гиштанцев своими неожиданными набегами и обстрелами из дальнобойных лёгких мортир — разбили лагерь в предгорьях, выставив по периметру вооружённую до зубов охрану. Однако ночь прошла спокойно, что слегка расслабило агрессоров. А утром ещё спящих солдат гиштанской армии разбудил грозный звук эррендийского боевого горна, похожий на рёв разозлённого наргского тигра. Те, кто не был лично знаком с эррендийскими принципами ведения боевых действий, сочли бы подобное непростительной глупостью — и ошиблись бы. Смертельно. Ибо эррендийский боевой горн трубил только в момент начала атаки северян. Так случилось и на сей раз. Гиштанские солдаты ещё только выбирались из своих походных палаток, когда из расположенного в направлении гор леса на лагерь обрушился настоящий стальной ливень — то были выпущенные дальнобойными стреломётами стальные вестники смерти. Гиштанцы, конечно, схватились за щиты, но стрелы эррендийцев нашли свои цели. А потом на лагерь устремился серо-стальной поток — именно так выжившие гиштанцы описали то, чему они стали свидетелями. Закованная в броню с головы до пят тяжёлая эррендийская конница сметающей всё на своём пути лавиной обрушилась на лагерь гиштанцев, сея хаос, разрушение и смерть. Имперцы, надо отдать им должное, сражались храбро, но устоять против ярости северян всё же не смогли. И это при том, что эррендийцы значительно уступали гиштанцам в численности…

Северянин внимательно оглядел зорко наблюдающих за ним стражников и слегка усмехнулся.

— Вы всех путников таким образом приветствуете? — спокойным тоном произнёс он, говоря, как и Интари, на пангале. — Почему-то другие такой чести не удостаиваются.

— «Другие», как ты изволил выразиться, являются либо горожанами, либо эреншильдцами, — сказал Интари, — а ты, как мне кажется, к таковым не относишься. Или я не прав?

— Да нет, отчего же! — северянин повёл плечами. — Я действительно не имею никакого отношения к жителям сего достославного города.

— Тогда, быть может, ты будешь столь любезен, что назовёшь себя?

Северянин ещё раз оглядел стражников и кивнул сам себе.

— Моё имя Глэйд, я из Эррендии. — Он запустил руку куда-то под камзол, что вызвало определённые телодвижения со стороны солдат, но северянин не обратил на это никакого внимания. — Я пересёк границу между Эреншильдом и Салиаром у Вибрина на вполне законных основаниях, о чём может свидетельствовать эта разрешительная грамота пограничной стражи.

Эррендиец не спеша вынул из-за пазухи небольшой свиток, перевязанный бархатным шнуром, на котором висела печать с золотым тиснением и символом пограничной стражи Эреншильда.

— Прошу вас. — Северянин протянул командиру стражников свиток.

Хаттарон Интари осторожно принял из рук эррендийца свиток и, осторожно развязав шнур, развернул тонкий лист асмадского флибера — заменителя обычных пергамента и бумаги, созданного в небольшом королевстве Асмад, бывшем вассалом Корвиса. Да, всё верно. Вот официальное разрешение на пересечение границы между Салиаром и Эреншильдом, оформленное начальником пограничной стражи заставы Тьернигальд, что близ Вибрина, капитаном пограничников Сальваном Кригом, ниже указано, что северянин оплатил положенную в таких случаях — вооружённый путник — пограничную пошлину в размере пяти серебряных монет. Всё законно, и придраться не к чему.