Тереза - [17]
— Жан… Жан… защищайся… я иду!..
И, громко крикнув: «Да здравствует республика!» — она упала на кровать.
Показался дядя. Он был вне себя от волнения.
— Лизбета, — сказал он, — скорей, скорей, беги наверх… Принеси из аптечки серый пузырек со стеклянной пробкой… Да поторапливайся! — И он вернулся к больной.
Лизбета побежала наверх, я же не отходил от дяди. Собака рычала; женщина лежала словно мертвая.
Наша старая служанка принесла пузырек. Дядя взглянул на него и сказал отрывисто:
— То самое. Ложку!
Я побежал за ложкой. Дядя взял ее, вытер и накапал в нее несколько капель лекарства. Потом он приподнял голову больной и заставил ее проглотить микстуру, повторяя необыкновенно ласковым голосом:
— Ну, ну, бодрее, дитя мое… бодрее.
Никогда я не слышал, чтобы он говорил таким нежным, таким задушевным тоном, и сердце у меня сжалось.
Женщина тихонько вздохнула. Дядя приподнял подушки и уложил ее поудобнее. Затем он вышел. Он был очень бледен.
— Идите спать. Оставьте меня, — сказал он нам. — Я сам позабочусь о ней.
— Но, господин доктор, — заметила Лизбета, — вы и прошлую ночь…
— Идите спать! — сердито повторил дядя. — Мне не до вашей болтовни. Ради бога, оставьте меня в покое… Ведь могут быть тяжелые осложнения.
Пришлось подчиниться. Поднимаясь по лестнице, Лизбета, вся дрожа, говорила мне:
— А ты, Фрицель, видел эту несчастную? Она вот-вот умрет, пожалуй… а ведь все думает о своей чертовой республике. Все они сущие дикари. Одно только и остается делать — молить господа бога, чтобы он простил их.
И она стала молиться.
У меня же голова шла кру́гом. Но, пробегав весь день, я так умаялся, что, не успев положить голову на подушку, уснул глубоким сном, и пусть вернулись бы сами республиканцы, пусть стреляли бы взводы и батальоны — все равно ничто не могло бы разбудить меня до десяти часов утра.
Глава шестая
НА СЛЕДУЮЩИЙ день после ухода республиканцев все селение уже знало, что какая-то француженка находится у дяди Якоба, что она ранена из пистолета и еле жива. Но людям пришлось чинить крыши домов, двери и окна, у каждого был полон рот забот, некогда было заниматься чужими делами. И только на третий день, когда всё более или менее привели в порядок, вспомнили о француженке.
Тут Иозеф Шпик и пустил слух о том, что, мол, француженка, совсем осатанев, неистово кричала: «Да здравствует республика!»
Негодяй кабатчик стоял на пороге своего питейного заведения, скрестив руки, прислонившись плечом к косяку, и, прикидываясь, будто вышел выкурить трубочку, окликал прохожих:
— Эй! Эй! Никель… Иокель… постой-ка, постой-ка… Подумать только, что она кричала! Вот безобразие! Неужто мы будем терпеть все это у себя в деревне, а?
Дядя Якоб, лучший человек на свете, был несказанно возмущен Шпиком.
Я несколько раз слышал, как он твердил, что кабатчика следовало бы повесить.
На беду, нельзя было отрицать: женщина в самом деле говорила о Франции, о республике и о других вещах, противных старому режиму. Бунтарские мысли не оставляли ее; речи маркитантки могли причинить нам много неприятностей, тем более что все кумушки, все любопытные деревенские старухи то и дело бегали к нам. Одна прибежит с метлой в руках и подоткнутым подолом, другая — с вязальными спицами в волосах и сбившимся чепцом, третья как ни в чем не бывало тащит прялку, будто хочет уютно попрясть у нашего очага. То кумушки приходят попросить рашпер[7], то купить горшочек простокваши или попросить крошечку закваски — замесить хлеб. Просто беда была с ними. На подошвах своих деревянных башмаков они натаскали нам в сени грязи толщиной по крайней мере, в дюйм.
А Лизбете, мывшей посуду и занятой стряпней, приходилось выслушивать их стрекотню, приходилось привечать их, приседать и отвечать на их любезности.
— А, мое почтение, мадемуазель Лизбета! Давненько вас не было видно!
— О, это вы, мадемуазель Урсула! Господи, как я вам рада! Присаживайтесь, мадемуазель Урсула!
— О, вы очень добры, мадемуазель Лизбета… Какая хорошая погодка нынче утром!
— Да, мадемуазель Урсула, погода очень хорошая… Расчудесная погода для ревматиков.
— Для больных простудой — расчудесная.
— О да! И вообще для любых хворей. А как с ревматизмом у господина кюре, мадемуазель Урсула?
— Ах ты господи, да как! То там заболит, то здесь. Вчера ломило плечо, сегодня — поясницу. Боль-то летучая. Все хворает, все хворает.
— Вот беда… вот беда!
— Да, кстати, мадемуазель Лизбета, уж не сочтите меня чересчур любопытной, но об этом говорит вся деревня: госпожа-то француженка все еще больна?
— Ах, мадемуазель Урсула, и не говорите! Такую провели ночь… такую ночь!
— Не может быть! Так, значит, бедняжке не лучше? Ах, что вы говорите!
При этом гостья с сочувственным видом закатывала глаза, складывала руки, наклонялась, покачивала головой.
Первые два дня дядя, думая, что все это окончится, как только люди удовлетворят любопытство, молчал. Но посещения продолжались, и однажды утром, когда у француженки был сильный жар, он неожиданно вошел в кухню и сердито сказал старым сплетницам:
— Что вам тут нужно? Почему вам не сидится дома? Разве у вас нет дома дел? Право, стыдно так проводить время: болтаете, как старые сороки! Вы, служанки, строите из себя важных барынь. Все это просто смешно и очень мне надоело.
Роковым оказался для Франции год 1812-й. Год триумфа и год поражения. Взятие Москвы и стремительное отступление через Березину. Ликование простого народа сменилось гневным ропотом. Французскому императору нужны новые солдаты, новая кровь…Суровые испытания выпадают на долю подмастерья часовщика из Пфальцбурга. Хромого от рождения юношу забирают в рекруты. Впереди у него суровые будни походной жизни и грандиозные битвы: Лютцен, Лейпциг, Ватерлоо. Юноша быстро повзрослеет и очень скоро поймет, что у солдата совсем небольшой выбор — победить или умереть.
Тетралогия (1868–70) Эркмана-Шатриана, состоящая из романов «Генеральные Штаты», «Отечество в опасности», «Первый год республики» и «Гражданин Бонапарт».Написана в форме воспоминаний 100-летнего лотарингского крестьянина Мишеля Бастьена, поступившего волонтером во французскую республиканскую армию и принимавшего участие в подавлении Вандейского восстания и беззакониях, творимых якобинцами.
Тетралогия (1868-70) Эркмана-Шатриана, состоящая из романов «Генеральные Штаты», «Отечество в опасности», «Первый год республики» и «Гражданин Бонапарт».Написана в форме воспоминаний 100-летнего лотарингского крестьянина Мишеля Бастьена, поступившего волонтером во французскую республиканскую армию и принимавшего участие в подавлении Вандейского восстания и беззакониях, творимых якобинцами.
Этим летом Саммер Эверетт отправится в Прованс! Мир романтики, шоколадных круассанов и красивых парней. На Юге Франции она познакомится с обаятельным Жаком… Или она останется дома в Нью-Йорке… Скучно? Едва ли, если записаться на курс фотографии вместе с Хью Тайсоном! Тем самым Хью Тайсоном, в которого она давно влюблена. Этим летом Саммер будет невероятно счастлива… и невероятно разбита. Ведь от себя не убежишь, как и от семейных секретов, которые ей предстоит раскрыть.
В августе 42-го герои повести сумели уйти живыми из разбомбленного города и долгие месяцы жили в эвакуации, в степном заволжском селе. Но наконец в апреле 1943-го сталинградские дети стали возвращаться в родной дом и привыкать к мирной жизни — играть, дружить, враждовать, помогать друг другу и взрослым.
«Встретимся на высоте» — третья книга тюменской писательницы для подростков. Заглавная повесть и повесть «Починок Кукуй», изданные в Свердловске, уже известны читателю, «Красная ель» печатается впервые. Объединение повестей в одну книгу не случайно, ибо они — о трех юных поколениях, неразрывно связанных между собою, как звенья одной цепи. Тимка Мазунин в голодные двадцатые годы вместе с продотрядом заготавливает хлеб в глухих деревнях одной из уральских волостей и гибнет от рук злобствующих врагов.
«Я всегда хотел убить небо, с раннего детства. Когда мне исполнилось девять – попробовал: тогда-то я и познакомился с добродушным полицейским Реймоном и попал в „Фонтаны“. Здесь пришлось всем объяснять, что зовут меня Кабачок и никак иначе, пришлось учиться и ложиться спать по сигналу. Зато тут целый воз детей и воз питателей, и никого из них я никогда не забуду!» Так мог бы коротко рассказать об этой книге её главный герой. Не слишком образованный мальчишка, оказавшийся в современном французском приюте, подробно описывает всех обитателей «Фонтанов», их отношения друг с другом и со внешним миром, а главное – то, что происходит в его собственной голове.
Книга о детдомовском пареньке, на долю которого выпало суровое испытание — долгая и трудная дорога, полная встреч с самыми разными представителями человеческого племени. Книга о дружбе и предательстве, честности и подлости, бескорыстии и жадности, великодушии и чёрствости людской; о том, что в любых ситуациях, при любых жизненных испытаниях надо оставаться человеком; о том, что хороших людей на свете очень много, они вокруг нас — просто нужно их замечать. Книга написана очень лёгким, но выразительным слогом, читается на одном дыхании; местами вызывает улыбку и даже смех, местами — слёзы от жалости к главному герою, местами — зубовный скрежет от злости на некоторых представителей рода человеческого и на несправедливость жизни.
Третья книга трилогии «Тарантул».Осенью 1943 года началось общее наступление Красной Армии на всем протяжении советско-германского фронта. Фашисты терпели поражение за поражением и чувствовали, что Ленинград окреп и готовится к решающему сражению. Информация о скором приезде в осажденный город опасного шпиона Тарантула потребовала от советской контрразведки разработки серьезной и рискованной операции, участниками которой стали ребята, знакомые читателям по первым двум повестям трилогии – «Зеленые цепочки» и «Тайная схватка».Для среднего школьного возраста.
Книгу составили известные исторические повести о преобразовательной деятельности царя Петра Первого и о жизни великого русского полководца А. В. Суворова.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
Лирическая повесть о героизме советских девушек на фронте время Великой Отечественной воины. Художник Пинкисевич Петр Наумович.