Терапия пустого усилия. Когнитивно-ориентированный подход к быстрому облегчению душевной боли - [33]

Не совсем так. Обращаются. Довольно редко, но все же это бывает.

Но пациентские запросы, которые здесь звучат, сводятся к двум моментам: 1) стремление поделиться переживаниями, 2) получить рекомендации, касающиеся того, как «правильно» вести себя в трудной жизненной ситуации.

Что касается первого запроса, стремление разделить переживания с психотерапевтом и тем самым получить эмоциональную поддержку характерно для давних пациентов, которые видят в терапевте не только специалиста, но и хорошо понимающего и, по сути, близкого им человека. Но в принципе, такую помощь пациент мог бы получить и от близкого друга, если бы таковой имелся.

Второй запрос, связанный с естественными негативными реакциями, по сути дела, связан с детской верой пациента в психологическую науку, якобы знающую ответы на все вопросы, касающиеся человеческих взаимоотношений. Тогда обращаются с единственной и конкретной целью: получить информацию. Как правило, это информация про то, как повлиять на другого человека: на супруга (супругу), начальника, ребенка. Реже – на себя самого. К психотерапевту тут обращаются примерно также, как обращаются к юристу или в информационное бюро. Тогда стремятся получить конкретные рекомендации, инструкции, как в спортзале, на курсах кройки и шитья или в автошколе. И, если такой клиент не получает четких инструкций, он уходит с раздражением и неудовольствием, что зря потратил время.

Представим, что к вам на прием приходит женщина в бракоразводной ситуации и просит вас объяснить ей, что она должна сделать, чтобы вернуть мужа в семью. Эмоции ее субъективно совершенно естественны – она искренне, всем сердцем негодует и хочет сохранить семью. И спрашивает, как ей вести себя сейчас так, чтобы не наделать ошибок? У нее конфликт с мужем, но не с самой собой. Она борется за свою семью и беседа с психотерапевтом – это одна из стратегий этой борьбы. То, чего ей нужно – это знания, технологии. Удовлетворить такой запрос мы, по сути, не можем. Как специалист, вы можете привести какие-либо данные статистики, у вас имеющиеся. Вы можете поделиться с пациентом психологическими и психопатологическими знаниями, которыми владеете, но их явно не хватит для четких конкретных рекомендаций. В этой ситуации нужно отдавать себе отчет в том, что наши профессиональные знания никак не помогут нам учесть все нюансы ситуации пациента. Всякая жизненная ситуация уникальна: в ней участвуют уникальные люди с уникальными отношениями между собой. Мы просто не в состоянии учесть все эти особенности, тем более, если в вашем распоряжении имеется лишь пациентская версия событий. Если в этой ситуации вам приходят в голову какие-то «решения», вы можете предложить их пациенту только в качестве «вероятностно возможных», скорее в качестве собственного человеческого, и ни в коем случае не профессионального совета, в качестве «свежего взгляда со стороны». Психотерапевт не может играть роль специалиста, знающего «как надо жить». Поэтому не дело специалиста давать здесь какие-то конкретные советы и рекомендации. Не дело психотерапевта (и уж во всяком случае, не дело терапии пустого усилия) учить пациента как надо жить, а как не надо. А при естественных и непродуктивно–естественных негативных эмоциях часто просят именно это.

Не секрет, зачастую бывает так, что грамотнейший психотерапевт в своей собственной жизни делает массу ошибок. Мы знаем, что в жизни блестящие, уважаемые коллегами и пациентами, психотерапевты сплошь и рядом отнюдь не являют собой образцы жизненной успешности в общепринятом смысле этого слова. И это вовсе не потому, что такой психотерапевт является «сапожником без сапог». Дело в том, что задача психотерапевта состоит вовсе не в том, чтобы грамотно руководить пациентом, уберегая его от ошибок и вырабатывать «правильную» стратегию поведения. Его задача в другом – помочь пациенту осознать то, что мешает ему чувствовать себя свободным, то, что мешает ему делать самостоятельный выбор. Осознать то, что «незаконным» образом блокирует его, держит в зажиме… То есть помочь пациенту стать самим собой, ощутить собственную природу, собственные потребности, собственную правду, собственную спонтанность. Помочь пациенту испытать «мир в душе». То есть помочь тому, чему мешают, прежде всего, пустые усилия. Когда удается это сделать, у пациента сами собой рождаются свои решения, и внешние советы (даже советы психотерапевта) ему больше не нужны. Для человека, который чувствует себя самим собой, возможные ошибки больше не страшны, если они закономерно вытекают из его собственной природы. Это тогда, внутренне, уже не ошибки, это закономерная часть жизни, воспринимаемая легко и спокойно.

Но если запрос пациента вытекает из естественной эмоциональной реакции, то с ощущением собственной внутренней природы и с «миром в душе» у него все в порядке. Если же запрос вытекает из непродуктивно–естественной эмоциональной реакции, то «мира в душе» нет, человек в конфликте с самим собой, но считает этот конфликт необходимым и это отсутствие внутреннего мира нужным и полезным.

В связи с естественными негативными реакциями мне хочется вспомнить одну буддийскую историю. Был такой китайский мастер дзен, которого звали Хакуин. В молодости он был свидетелем того, как солдаты напали на монастырь и жестоко расправлялись с монахами. Он видел и слышал, как его старый учитель от страха и боли кричал так, что его было слышно на несколько километров вокруг. Хакуин тогда сильно разочаровался в буддийском учении. Он не мог понять, как просветленный учитель может так страдать. Ведь буддийское просветление – есть освобождение от страданий. Он решил, что учение – обман. И только позднее он понял, что страдание, которое испытывал старый монах, может никак не противоречить высшему духовному состоянию. Дело в том, что учитель кричал искренне, целостно, всей душой, он не был при этом расколот внутри себя. В его крике не было страдания по поводу собственного страдания. Он не гнал от себя свою боль, как не имеющую права быть. В этом смысле в его переживании не было двойственности, не было душевного раскола. Не было у него и раскола с миром, как целым. Было противостояние между ним и мучителями, но не было противостояния между ним и миром как таковым. Крича, он относился к своему страданию как к закономерной части бытия. И такой же закономерной частью мироустройства были для него те, кто это страдание причинял. В целом мире эти явления (как и все другие) были взаимозависимы и имели равное право на существование. И в этом смысле в его переживании тоже не было двойственности, конфликта. Негативные естественные эмоции как раз таковы. Несмотря на душевную боль, здесь нет разлада с самим собой и разлада с миром как с целым. Это душевная боль с миром в душе, с миром с собой.