Теранезия - [30]

Кто-то позвонил в дверь внизу, у входа с улицы и в углу экрана появилось окошко, в котором был Феликс, переминающийся от холода с ноги на ногу. Прабир почувствовал себя виноватым — он всю неделю собирался ему позвонить. Феликс развел руки и посмотрел прямо в камеру комично корча умоляющее выражение лица. «Входи», сказал Прабир.

Феликс вошел в квартиру, улыбаясь и оглядываясь вокруг.

— Ну, и чем ты тут занимаешься?

— Ступор-терапия, — Прабир показал на телевизор.

— Не хочешь куда-нибудь сходить?

— Не знаю. Я только пришел домой; я очень устал.

Феликс сочувственно кивнул головой.

— Я тоже. — Усталым он не выглядел. — Я пришел прямо сюда. У меня там партия монет в восстановительной ванне, я не мог их оставить.

— Ты ел? — Прабир сделал несколько шагов в сторону кухни. — У нас полно еды, если ты не против подогретой.

— Не надо. Все в порядке. Я перехватил кое-что на работе. — Феликс снял куртку и они уселись на диван.

— Что за монеты? — спросил Прабир.

— Английские. Восемнадцатый век. Ничего особо интересного. — Феликс работал специалистом по охране памятников старины в Королевском музее Онтарио; его работа была смесью всего, что можно — от истории искусств до зоологии. Он часто жаловался, что большая часть того, чем она занимался, было рутинной работой в лаборатории, но по-видимому его понимание слова «рутина» весьма отличалось от понимания работников розничных банковских услуг.

Он наклонился вперед и поцеловал Прабира, затем, подвинувшись ближе, обнял его. Прабир изо всех сил старался проявить ответный энтузиазм, целуя Феликса и стараясь расслабить мышцы в плечах. Он ничего так не хотел, как чувствовать себя естественно и столь же непринужденно, как Феликс, но его сердце по-прежнему замирало от дикой паники при первом же прикосновении.

Даже когда сестра впервые переехала к нему девять лет назад, Амита не стала оспаривать права на опекунство — она смирилась с решением Мадхузре. Но Прабир никогда не был уверен, что откуда-нибудь не возникнут правовые проблемы, а восемнадцатилетний опекун, который спит с мужчинами под той же крышей, где живет его десятилетняя сестра, с большим трудом мог представить, что его положение надежно. Он слышал, что признанные, респектабельные гей-пары выигрывали споры об опекунстве, но его ситуация была кардинально иной, и перспективы того, что его первые неуклюжие попытки найти партнера приведут не только к потере Мадхузре, но и послужат доказательствами в суде, было достаточно, чтобы заставить его опустить руки.

Ситуация стала казаться значительно менее драматичной, когда Мадхузре стала несколькими годами старше, но Прабир все еще не готов был рисковать. К тому времени, когда ей исполнилось восемнадцать, и угроза потерять ее испарилась, Прабир уже настолько привык к воздержанию, что даже не представлял, как с ним покончить. Он выпал из общественной жизни на восемь лет — помимо того, что вначале он не хотел оставлять Мадхузре с няней, еще и отношение его бывших одноклассников и коллег не оставляло ему выбора — нужно было или прикидываться гетеросексуалом или искушать судьбу. Но в тот момент, когда уже ничего не сдерживало его, он почувствовал себя чужаком в незнакомой стране. Он знал, что может легко найти в Торонто бары и клубы для геев — они были перечислены в любом туристическом справочнике — но он не был уверен, что ему будет комфортно именно там, а не где-нибудь еще.

Феликс начал расстегивать рубашку Прабира. Прабир пришел в себя и отстранился.

— Ты что делаешь? Она же в соседней комнате! — прошептал он.

— Да? — Феликс засмеялся. — Я как-то не думаю, что у твоей сестры с нами проблемы.

Именно Мадхузре их и познакомила.

— А я и не думал срывать с тебя одежду, пока мы не окажемся в спальне.

— Я серьезно. Она пытается заниматься.

— Я могу вести себя так тихо, как ты захочешь.

— Тихо только выдаст нас.

Феликс покачал головой, скорее весело, чем раздраженно.

— Только не говори мне, — возразил Прабир, — что это не отвлекает, когда кто-то занимается любовью в десяти метрах от тебя. У нее в понедельник тест по кладистике.

— Вот почему Дарвин изобрел воскресную сиесту. Слушай, я все время учебы прожил в комнате с еще шестью студентами. Это был квадрофонический секс двадцать четыре часа в сутки. Мадхузре еще повезло. — Феликс вытянул ноги и уселся обратно на диван.

— Да, мне жаль, что тебе пришлось застрять в богемном кошмаре, но не мне мешать становлению ее личности, она имеет право на тишину в ее собственной квартире, когда ей это нужно.

Феликс ничего не сказал, только уставился в телевизор.

— Если ты позвонишь мне на работу, — сказал Прабир, — то мы сможем встретиться у тебя.

Феликс молчал, отказываясь продолжать дискуссию. Он провел рукой по предплечью Прабира, примирительно и в то же время эротично, но Прабир не захотел свернуть разговор.

— Просто согласись, что все, что я сказал, было разумным.

Из своей комнаты появилась Мадхузре.

— Привет, Феликс! — Она нагнулась и поцеловала того в щеку, затем сказала Прабиру. — Я ухожу. Не жди меня.

— И куда ты направляешься?

— Никуда конкретно. Просто встречусь с друзьями.

— Звучит неплохо. — Он попытался понять что-то по ее одежде, но не очень знал современные дресс-коды. Она могла направляться как на дипломатический прием в пятизвездочном отеле, так и на дикую молодежную вечеринку.