Теплый лед - [35]

Вот, гляди ты, что у него на уме! Завтра-послезавтра на фронт, а он болтает о каких-то списках…

Я забыл об этом разговоре, слишком быстро забыл. Ветры Воеводины развеяли его, пулеметные очереди подшили его, прошнуровали и направили в дело. Но он выбрался из папок. Выбрался неожиданно, поднял голову и огорошил меня…

В имении Эржебет что-то происходит. Такого скопища офицеров я еще не видел. Адъютант то входит в кабинет командира полка, то выходит оттуда с папкой под мышкой. Трубач штаба Андрей, которого прозвали графом Андраши, идет медленнее обычного. Он так важничает, что даже прихрамывает, смотрит по сторонам — своим видом хочет показать, что знает что-то такое, чего не знают другие. Но вот становится ясно: будут раздавать первые ордена. Награжденные столпились перед штабом. Их лица сияют. Ненагражденные выдавливают на лице ледяные улыбки…

Адъютант выстраивает награжденных. Свободные от нарядов офицеры сами поворачиваются к ним лицом. «Смир-но-о! Равнение нале-е-во-на-пра-а-во!..» Командир полка идет между двумя шеренгами немного сгорбившись, держа руку под козырек. Одни головы поворачиваются налево, другие — направо. Торжественная минута. Командир полка смотрит на нас с видом человека, призванного осчастливить других. Его лицо побледнело от служебного рвения. Потом наши головы возвращаются в исходное положение, а он начинает покашливать, показывая тем самым, что будет говорить. Его речь начинается словами о доблести и заканчивается призывом к победам, пожеланиями личной славы. Адъютант приближается к нему сзади с полированной шкатулкой в руках и чинно поднимает ее крышку. Полковник запускает туда руку — и в ней оказывается орден за храбрость с синей ленточкой. Выстроившиеся встречают его не то ахом, не то вздохом. Первый орден прилипает кровавым пятном к кителю первого награжденного офицера, который звенит шпорами, благодарит «покорно» и делает шаг вправо. Его место занимает следующий. Чтобы командиру полка не сходить с места, награждаемые звенят шпорами, благодарят и делают шаг в сторону. Во время этой церемонии прикрепленные к кителю кресты покачиваются. Блеск из красной эмали ранит ненагражденных в самое сердце…

Я оказался в числе ненагражденных. Представьте себе мое положение! Церемония уже подходила к концу, я испытал страх при мысли, что нам придется глядеть друг другу в глаза. Но командир был старым солдатом. Наверное, по его собственному желанию, и он «глотал лягушек», потому что в конце церемонии обратился к «неудостоившимся»:

— Господа, вы в следующем списке!..

Выстраданный опыт майора Досева преследовал меня!.. Слова командира полка все-таки были утешением. Нам очень хотелось, чтобы этот список прошуршал в папках адъютанта уже сегодня или завтра, но он ускользал от нас в далекое, неясное будущее…

Комиссар полка, человек с тактом посла, собрал нескольких ненагражденных, чтобы угостить их шампанским. Кому-нибудь, может быть, покажется странным, но офицеры на фронте на самом деле получали порцию шампанского на неделю. Нам стало легче, мы разговорились и посмотрели друг другу в глаза. Было не по себе, но все же терпимо. Потом один за другим офицеры стали исчезать, а когда собрались вновь, у каждого в мешках для сухарей оказались бутылки. Так каждый пил свое вино.

Когда первая пробка выстрелила в потолок комнатенки, в которой прежде жили конюхи какого-то венгерского графа, когда из горлышка толстой бутылки выплеснулась белая пена, подпоручик Лазов громогласно заявил, что только общее огорчение делает людей по-настоящему солидарными. Мы согласились. Что бы он ни сказал, мы согласились бы, потому что любая истина вызывает спор, а мы в ту минуту были не в состоянии над чем-то задумываться. Где-то около села Хенес слышалась пулеметная стрельба, время от времени раздавались даже взрывы снарядов, но после выстрела двух-трех бутылок шампанского люди перестают слышать что-либо постороннее…

Это было на фронте. Те, кто уцелел, вернулись домой. Гремела музыка; школьницы засыпали нас цветами; встречавшие говорили, не слушая друг друга; с трибун потные ораторы величали нас героями. Приятно, когда в умилении тебя причисляют к героям. Ты сам скромно веришь в это…

Воинские части жили теперь в казармах мирного времени, офицеры стали предаваться боевым воспоминаниям, которые переиначивались, чтобы превратиться в традицию. Приказы о гарнизонных вечеринках снова заканчивались классическим изречением: «Форма — праздничная, при высшем ордене». Во время танца барышни прикасались пальчиками к эмали ордена — как раз там, где был выведен вензель князя Александра Первого. Они без видимой причины смеялись, но мы играли роль героев и не догадывались, почему барышни смеются невпопад!..

Посыпались повышения в чинах. После парада в день святого Георгия каждый искал себя в приказе генерального штаба «табели о рангах офицерского состава». Всегда было важно, кто перед тобой и кто после тебя!.. Я уже служил в министерстве, когда командир боевого полка сообщил мне по телефону о своем повышении — он стал командиром дивизии:

— Драгалевские пижоны лопнут от зависти!