Тепло очага - [42]

— Ну и слава богу! — обрадовался тот. — Садись, а я достану свое золотое перо!

— Слушай, — спросил, сомневаясь, Туган, — а о чем ты хочешь писать?

— Как о чем? — Харбе, словно поздравляя, похлопал его по плечу. — О вас! О вашем начинании!

— Каком начинании? — насторожился Туган.

— Ну, не притворяйся! — усмехнулся Харбе. — Кем вы были раньше? — спросил он и сам же ответил: — Тунеядцами, прости за откровенность… А стали хлеборобами! — возбудился он. — Героями полей! Вы взнуздали коня судьбы, и он покорился вашей воле!.. — Восхищенный своим красноречием, он выхватил из кармана блокнот.

— Подожди, подожди, — остановил его Туган. — Никем мы еще не стали. Мы только пытаемся…

— Вот об этом я и напишу, — перебил его Харбе. — О героике начала… О пути к славе!.. — вскричал он.

Ладно, решил Туган, ты у меня напишешь…

— Ну, если о начале, — сказал он, — тогда пожалуйста… Начало всех наших дел — это Гато.

— Кто такой Гато? — удивился Харбе. — Кто-нибудь из твоих парней?

— Какой там парень! — махнул рукой Туган. — Ему не меньше ста лет!..

— Ну, ну, — заинтересовался Харбе, — говори! Этот Гато, наверное, стоит целого романа!

Байки о Гато еще в детстве рассказывала Тугану Сопо.

Большую часть своих дней Гато прожил в прошлом веке. Был хорошим кузнецом, бондарем, шорником. Был у него неплохой конь, было кремневое ружье. И была у него одна странность — он совершенно не понимал шуток. И даже в старости он верил каждому слову с детской наивностью.

В смутные времена Гато за каждым камнем, за каждым кустиком сидели разбойники. Грабили тех, кто с гор ехал на равнину, и тех, кто возвращался в горы. Когда терпеть разбои уже стало невмоготу, несколько сел, объединившись, выбрали людей, которым поручили охрану дорог. В их число попал и Гато. И вот однажды друзья решили подшутить над ним. Высыпали из его ружья порох, подрезали подпругу так, что седло едва держалось на коне, и ночью, закутав лица башлыками, явились к самой сторожевой будке. Увидев «разбойников», Гато смело бросился на них. Те пустились наутек. Боясь, что они скроются в темноте, Гато вскинул ружье, прицелился, но выстрела не последовало. Раздосадованный Гато пришпорил коня, пытаясь догнать «разбойников», но подпруга от резкого движения порвалась, и всадник вместе с седлом свалился на землю. Когда друзья, сделав круг, вернулись к будке, Гато сидел, понурив голову, и горевал.

— Убежали от меня абреки, — жаловался он. — Ой, убежали…

И он рассказал им, как стрелял в своих абреков, как пытался догнать их.

— Ай-ай-ай-ай, — сокрушались друзья, — вот если бы ружье у Гато было заряжено, если бы подпруга не порвалась, несдобровать бы тогда абрекам…

Тут же кому-то из них пришла в голову мысль: «Надо наградить Гато за смелость. Он ведь чуть было не поймал разбойников…» Сказано — сделано. Пошли и купили на городской барахолке поношенную офицерскую шинель с потрепанными погонами, и однажды, когда все были в сборе, старший из охранников торжественно сообщил:

— Царь-отец не забыл о нас, оценил наши труды. Прислал он нам награду, и мы вручим ее тому, кто больше других того заслуживает.

Все начали спорить. Один говорит — я заслужил, другой требует награду себе. Выслушав всех, старший сказал:

— Царь пожаловал нам звание полковника, но присвоить это звание можно только одному. Разделить его нельзя и нельзя носить это звание по очереди. Так что деться некуда, надо выбирать лучшего из нас… Я думаю, что никто не заслуживает награду больше, чем Гато. Он и скромнее других, и отчаяннее…

Так и порешили. Вручили шинель Гато, и тот не снимал ее до самой революции. Он верил, что он полковник, и не любил, когда посмеивались над его званием…

— Первый дом в нашем селе построил Гато, — рассказывал Туган Харбе.

— Гато — основоположник села! Живая легенда! — восхитился тот. — Прекрасный материал!..

— Однажды Гато со своим сыном ехал с гор на равнину, — продолжал Туган. — Они ехали весь день, и ночь застала их на берегу этой речки. Они остановили арбу возле вон той рощи, распрягли коня, поужинали и легли спать. На следующий день Гато проснулся рано, а сын его, утомленный трудной дорогой, крепко спал, и отец пожалел его и не стал будить. Сын проспал до полудня, и, когда запрягли коня и собрались ехать дальше, он вдруг вспомнил, что забыл свою шапку. Пошел за ней, смотрит — а в шапке лежит воробьиное яичко. Позвал отца. Тот подошел. «Это счастье, сын мой, счастье! — сказал он. — Птица указала нам место! Здесь мы должны жить…» Гато не стал откладывать: тем же летом он построил во-он там свою мазанку. Потом сюда съехались родственники и друзья Гато… А теперь, смотри, какое село стоит!..

— Вот тебе и Гато! — озадаченно вертел головой Харбе. — Чудеса, да и только.

— Лучше бы, конечно, его самого послушать, — сказал Туган. — Но он теперь там, в горах…

Туган не соврал: Гато, действительно, похоронили в горах…

Перо Харбе скользило по бумаге, как по льду, оно знало свое дело. Поставив точку, Харбе поднял голову.

— А как же было с вами? — спросил он.

— Проще простого, — пожал плечами Туган. — Гато пригласил нас к себе домой… Нигде в Осетии тебя так не примут, как принял нас Гато… Он и горя в жизни хлебнул, и радостью обделен не был, и обо всем этом, о жизни своей он подолгу рассказывал нам. Как-то он вдруг говорит: «Недолго мне еще осталось греться под солнцем. Уйду я скоро, освобожу место для тех, кто родится за мной… И в эту ночь есть у меня к вам просьба, последняя просьба, и, если вы исполните ее, я не забуду вас на том свете…» — «Пожалуйста, отвечаем, говори». — «Вы можете сейчас пойти со мной?» — спрашивает Гато. «О чем разговор?» — отвечаем… Мы вышли из дому, Гато взял из сарая кирки и лопаты, роздал их нам, взял керосиновый фонарь и повел нас в поле, к огромному кургану. Остановился у подножья кургана, помолился богу, попросил, чтобы ночь эта была счастливой для нас, чтобы труды наши не пропали даром… Мы, конечно, сразу догадались, что в кургане зарыт клад, и взялись за работу. А земля каменистая, жесткая, ударишь киркой — искры сыпятся… Пот лился с нас градом, к утру мы еле стояли на ногах… А Гато, глядя на нас, все сокрушался, чуть не плакал. Мы думали, жаль ему, что мы копаем, копаем, клада все нет… Когда рассвело, Гато глянул в яму и покачал головой: «Господи, — говорит, — какая же все-таки у вас сила!..» — «Что? — спрашиваем. — О чем ты…» — «Как о чем? — удивляется он. — Посмотрите, какую вы яму вырыли, сколько земли выбросили… И все это пропадает зря»… Мы не поняли его. «Что пропадает? — спрашиваем. — Земля, что ли?..» — «Какая там земля! — сокрушается Гато. — Сила ваша пропадает, годы ваши молодые»… Смотрим мы на него, а он смотрит на нас. Смотрел, смотрел, а потом взял да и полез в яму. «Если вы меня не прощаете за эту ночь, говорит, засыпайте меня, пусть хоть труды ваши даром не пропадут»…