Тепло и свет - [12]

— Очень вероятно, — сказал Пастор.

— Огромные жертвы — ведь эмиграция невозможна, — разруха, голод, может быть, всеобщее уничтожение, ну да ладно, авось обойдется, наша победа… А потом? Опять тепло и сытость? Что же вы молчите? Что говорит ваша диалектика? А ваше предвидение, Физик? Ну что вы молчите?

— Вся беда в том, Мастер, — сказал медленно Пастор, — что вы абсолютно правы. Цугцванг — вы знаете это слово? Нельзя пропускать ход, а любой ход ведет к проигрышу. Что делать в такой ситуации?

— Изменить правила игры.

— Ради бога. Если сумеете…

— Знаете что? — сказала Физик. — Пойдемте к Художнику. А то он там все один да один…

— Надо спрятать бомбы, — сказал Мастер.

— Я знаю куда, — сказала Физик. — В реакторный отсек. Они боятся его, как огня.

— Я не пойду с вами, — сказал Пастор. — Я хочу еще поговорить с Принцессой… А ведь программа Полковника, как бы уродлива она ни была, сулит выживание человека как вида — хотя и сильно измененного, как члена социума. Может быть, стоит подумать — да и поддержать ее?

— Это вы так шутите? — спросил Мастер.

— Это я так размышляю, — сказал Пастор и вышел.

— Ну и что вы на это скажите? — обратился Мастер к Физику.

Физик молча развела руками.

* * *

Последние двое суток Принцесса прожила как в кошмаре — неимоверно подробном и затянувшемся кошмаре. Она металась по своим комнатам, но выйти из них ей мешал откуда-то взявшийся ужас перед этими пустыми полутемными коридорами; она часами сидела в одной позе, напряженно размышляя, но не могла удержать в голове ни одной мысли. Клерка следовало убить, это она знала точно. Но как? Яда одна только порция. Если отравить Клерка, как тогда быть с Полковником? И во что насыпать яд? Вино из ее рук он не возьмет, не дурак ведь. А во что больше? Один раз ей пришла дикая мысль отравить Мастера, избавить его от мук и обрести самой свободу действий — и она долго не могла очиститься от омерзения к себе. Самое простое отравиться, ее много раз подмывало это сделать, она буквально ощущала горький вкус яда на языке; но нет, нельзя, надо жить, чтобы жил он, жил и ни о чем не догадывался, а она побудет немного куклой на ниточках, немного, до момента… Будет же какой-нибудь момент. Потом она вспомнила и поразилась, как могла забыть о таком необходимом предмете. Она перерыла все саквояжи и в одном нашла то, что искала — маленький браунинг с перламутровой рукояткой. Она вытащила обойму и заплакала: в обойме был всего один-единственный патрон. Коробочку с патронами она так и не нашла, вероятно, коробка была среди тех вещей, что остались наверху. Но и один патрон нес в себе пулю. Она положила пистолет под подушку, сразу успокоилась и стала ждать. Ждать ей пришлось всего несколько часов…

Принцесса любила Мастера всю жизнь, и если в прежние времена такая любовь могла быть только безнадежной или преступной, то теперь Принцесса готова была благодарить небо за это пожизненное заточение. Пусть он все еще видит в ней только августейшего ребенка — она объяснит ему, что он ошибается, она такая же женщина, как и другие — но никто из этих других не любит его так, как она. Почему она не сказала ему этого несколько дней назад? Почему не решилась? Господи, как обидно…

Клерк вошел к ней без стука, уверенными шагами прошел через прихожую, вошел в гостиную; Принцесса сразу узнала его шаги, его наглую развинченную походку — и внутренне подобралась, приготовилась. На секунду она испугалась, что руки будут дрожать от волнения, быстро взглянула на них: руки не дрожали. Она откинула со лба волосы, улыбнулась и села прямо, опираясь руками о диван — так, что кончики пальцев правой руки касались гладкой рукоятки пистолета. Клерк вошел в кабинет.

— Привет, — сказал он. — Ну как, куколка, готовишься понемногу?

— Уже приготовилась, — почти весело сказала Принцесса.

— Прелестно! — сказал Клерк и плюхнулся в мягкое кресло рядом с журнальным столиком. Когда он снова поднял на Принцессу глаза, то увидел только маленький и очень черный четкий кружок пистолетного дула; все остальное будто терялось в тумане.

Принцесса впервые в жизни видела, как человек мгновенно становится синим. Лицо Клерка изменилось страшно, глаза остекленели, рот оскалился, он вдавился в спинку кресла и сползал все ниже и ниже, прикрываясь вытянутыми вперед растопыренными руками; он был настолько жалок, что Принцесса помедлила — и в следующее мгновение Клерк ногой подбросил вверх столик, журналы и книги разлетелись веером, а сам он в каком-то немыслимом прыжке перелетел, изогнувшись, через подлокотник кресла и на четвереньках бросился к двери. Принцесса вскочила на ноги и опять промедлила с выстрелом, боясь промахнуться — и вдруг в дверях оказался Пастор. Никто не слышал, как он вошел. Клерк налетел на него, поднырнул ему пор руку и вдруг оказался позади, за спиной Пастора, одной рукой держа его за шею, а другой что-то нашаривая у себя в кармане; Принцесса сделала еще два шага вперед, Пастор прохрипел: «Стреляй!», а Клерк вытащил из кармана пружинный нож, раскрыл его и приставил лезвие к груди Пастора.

— Брось пистолет! — крикнул он сорвавшимся голосом.