Теперь я твоя мама - [41]

Карпа Келли. Ее подпись, казалось, занимает все пространство письма. Как долго оно здесь лежит? Почему оно еще не прожгло дыру в столе? Да как она посмела… как он посмел… Я положила письмо на место и выбежала на улицу.

Я пошла туда, где все началось. Крапива нещадно жалила мои ноги, когда я встала на колени и прокляла ее. Неужели она всегда будет вмешиваться? Она вторглась на мою территорию. Я должна была победить ее.

Ты проснулась после дневного сна. Я услышала, как ты плачешь, когда вошла в дом. Ты возмущалась, что о тебе забыли. Я отнесла тебя на первый этаж, поцеловала твое влажное недовольное личико и крепко прижала к груди. Когда ты успокоилась, я тепло одела тебя, закрепила ремнями на заднем сиденье машины и поехала в Дублин. Волны набегали на берег, с шумом разбиваясь о прибрежные камни и швыряя в воздух клочья пены. Я оставила тебя в машине и пошла к кромке скал. стоять там в такой ветреный день, когда в лицо летят соленые брызги, опасно. Но я стояла там, испытывая судьбу. Достаточно было бы одной волны… Но ты тянула меня назад. Какое-то черное и плоское, словно столовая гора, облако закрыло солнце, и мир потемнел. Вот так будет после смерти. Но я не могла умереть, пока еще была нужна тебе.

Я совершила ужасную вещь, но назад дороги не было. Один поступок приводит к следующему. Когда я возвращалась домой, то остановилась у Стеклянного дома Мириам. Я знала, что должна сделать. Мириам была рада видеть нас и сразу же согласилась присмотреть за тобой на выходных.

Я призналась, что у нас с Дэвидом не все гладко. Небольшое гормональное расстройство. Я вздохнула, и она понимающе кивнула.

– Ах, эти чертовы гормоны! – пошутила она. – И с ними нехорошо, и без них плохо.

У нее сейчас как раз наступила менопауза, поэтому бывают частые смены настроения, горячая кожа и прочие радости этого периода. Она взяла тебя на руки.

– Даже самые обожаемые детки могут разрушить брак, – заметила она. – Париж – это прекрасное место, этот город отлично подходит для того, чтобы сделать паузу. Я когда-то ездила туда с мужем. Замечательный город, особенно для любовников.

Мириам начала вспоминать молодость, а потом пожала плечами, не желая, чтобы мысли о неверном муже мешали ей думать о деле.

Мы здесь уже три дня. Завтра летим домой. Мириам была права. Париж прекрасен. Мы проехали на такси по Елисейским Полям. Огни ночного города мерцали вокруг, словно магическое ожерелье, пока мы объезжали Триумфальную арку. Мы расслаблялись в кафе на берегах Сены и разговаривали о тебе. Мы накупили детских вещей и деревянных игрушек, которые крутились как сумасшедшие или издавали милые, чарующие звуки. Когда мы позвонили домой, Мириам заверила нас, что вы отлично ладите.

Дэвид остановился около уличной торговки и купил два пакетика жареных каштанов. Над нами возвышалась Эйфелева башня, словно ракета, устремленная в небо. Мы показали твою фотографию уличному художнику, и вскоре твое личико появилось на холсте.

Мы лежали на огромной кровати и занимались любовью. После этого мы отдыхали. Дэвид молчал. Пустота была такой огромной, что я боялась пошевелиться, опасаясь, что он услышит, как рушится связь между нами.

Моя память – это хранилище ненужной информации до тех пор, пока не наступает момент, когда часть этих данных становится нужной. Она раскрывается, словно цветок с сильным и сладким запахом. Почтовые ящики в Париже желтого цвета. Мы послали открытку с изображением котенка, который гоняется за бабочками, хотя понимаем, что вернемся раньше, чем она дойдет до адресата. Я бросила ее в щель почтового ящика. За открыткой последовало письмо Джошу Бейкеру. Анонимное. Он может делать с ним все, что пожелает. Мать всегда защитит детей. Это у нас в генах.

Глава двадцать вторая Карла

Карла поставила поднос на кровать Гиллиан и взбила ей подушки. Потом отодвинула шторы и выглянула на набережную Сандимаунт. На горизонте виднелась полоса прилива. Людей на пляже было немного. Кто-то бегал трусцой, кто-то выгуливал собаку. В то утро ее свекровь чувствовала себя достаточно бодро, и она планировала совершить после завтрака небольшую прогулку.

Они медленно шли по утрамбованному песку. Время от времени Гиллиан вздрагивала от боли, но собиралась вести более-менее активный образ жизни столько, сколько сможет.

– День за раз. – Гиллиан остановилась и посмотрела в сторону прибоя. – Жаль, что я не додумалась прожить жизнь вот так: довольствуясь немногими простыми радостями. Годы пролетели так быстро! Они просто сбежали от меня, Карла.

Солнце так же светило в небе, дул легкий ветерок. Джош Бейкер напомнил о себе, прежде чем Карла поняла, что происходит.

Он звонил раньше, перед тем как она уехала из дому, и просил разрешения взять у нее интервью.

– Я уже сказала тебе, что не готова давать интервью, если они не организованы через «Кей коммьюникейшн», – ответила тогда Карла.

– Ты имеешь в виду «Картер и Кей»?

Его тон, такой же уверенный, как и на последней пресс-конференции, раздражал ее.

– «Картер и Кей» больше не существует, – отрезала она. – Если ты позвонишь Норме Кей, я уверена, она даст тебе любую информацию. До свидания.