Теперь я твоя мама - [26]

По крайней мере, Коррин О'Салливан не запретила Дэвиду встречаться с сыном. Я понятия не имела, кто занимался моим ребенком в тот сумасшедший год после смерти матери. У нее был рак мозга, его обнаружили слишком поздно. Многие месяцы после смерти матери отец бродил по дому словно в тумане, вздрагивая от резких звуков, как будто ожидал, что она появится из темного угла или выпрыгнет из-за закрытых дверей и закричит на него.

Я нашла утешение в руках Шейна Диллона, потом Лайама Магуайра, потом Джейсона Джексона. Мрачные переулки, задние сиденья машин, моя спальня, когда отца не было дома. Мне не доставляли особого наслаждения эти мимолетные встречи, нетерпеливая возня, краткое удовлетворение, которое получали они, а не я. Однако мое желание, казалось, было невозможно удовлетворить. Я понимаю это теперь. Желание быть любимой без оглядки, без условий. Этакое первобытное сильное желание. С чего бы еще нам вести эту гонку бесконечно? С чего бы еще подвергать свои тела таким гротескным движениям, животным стонам и вздохам, дикому удовлетворению, которое через минуту забывается и, в моем случае, не значит ничего?

– Шлюха, – сказал мой отец, когда Тесса обратила его внимание на то, что у меня начал выпирать живот.

К тому времени я была на пятом месяце и делать аборт, как он немедленно потребовал, было уже поздно.

– Улетишь в Лондон первым же самолетом, – заявил он тогда. Быстрое решение.

Но Тесса не хотела, чтобы он сваливал мою проблему на других.

– Слишком поздно, – повторяла она, – даже если бы она не была на пятом месяце, это противозаконно и большой грех.

В стране, где проблема абортов была предметом активного обсуждения, она ратовала за их запрет.

– Приемная семья – вот решение, – сказала она, и, возможно, в конце концов так бы все и произошло.

Я была против любого варианта. Как же я ненавидела их, его и ее, таких довольных друг другом, когда моя мать еще не успела остыть в могиле! Никто из нас не предполагал, что мой мальчик сам решит, приходить ему в этот мир или нет.

Когда Дэвид, отдав Джои Коррин, вернулся в кухню, лицо у него было рассерженное. Я знала, в чем причина. Утрата. Я была, пожалуй, единственным человеком, который мог в полной мере разделить те чувства, которые он испытывал, когда видел, что ребенка от него забирают.

Я не видела его до официального открытия новой студии Мириам. Это было довольно веселое мероприятие по сравнению с обычными официальными приемами, которые я организовывала. Никаких приглушенных или напряженных разговоров между незнакомыми людьми, которые потягивают теплое вино и пытаются найти общий язык. Люди, пришедшие в студию Мириам, вели себя шумно и непринужденно. Они собрались, чтобы отпраздновать ее морских коньков, этих нежных морских обитателей с выпирающими брюшками, которые спариваются ради жизни и поют песни любви, купаясь в серебристых лучах полной луны.

Сегодня, сидя за столом у меня в кухне, которая когда-то принадлежала ей, Мириам спросила, как я себя чувствую. У нее было настороженное выражение лица, словно она пробиралась через заросли чертополоха. Она хотела знать, виделась ли я с доктором Виллиамсон.

Я отрицательно покачала головой и сказала, что у меня все под контролем. Я виделась с доктором, когда была в Дублине у отца. Доктор прописал мне антидепрессанты на следующие несколько месяцев.

Она нахмурилась, словно я предложила добавить ей в чай мышьяка.

– Они только замаскируют твои симптомы, – сказала она. В ее голосе чувствовался металл. – Мы тут не все сплошная деревенщина, – добавила она, – доктор Виллиамсон – высококвалифицированный и опытный врач.

– Я страдаю от истощения, – ответила я. – У меня ребенок, который не спит по ночам.

Она прикусила нижнюю губу и отвернулась.

– Я не утверждаю, что тебе нужно к психологу, но мне кажется, что у тебя небольшая послеродовая депрессия.

Ты проснулась, словно услышав ее слова. Мириам махнула мне рукой, чтобы я посидела, а сама отправилась на второй этаж за тобой. Прошло несколько секунд. Я услышала ее шаги наверху. Скрип старого дерева рассказывает собственную историю. Я медленно поднялась по ступенькам, пропустив пятую, которая постоянно скрипит, и остановилась наверху. Она держала тебя на руках. Она положила подбородок тебе на голову и похлопывала по спине. Ты довольно агукала, а Мириам рассматривала спальню Дэвида.

На стуле лежал свитер. Книга и плеер были на комоде. Я не трогала ничего в его комнате с тех пор, как он уехал на прошлой неделе. Было очевидно, что мы больше не спали вместе. Хуже всего, когда ты знаешь, что и где расположено в доме. Потому что можно догадаться, чем люди могут заинтересоваться. Я отвернулась и, прежде чем она смогла меня заметить, спустилась в кухню.

– Вам с Дэвидом надо взять тайм-аут, – сказала она, вернувшись со второго этажа. – Я могу взять отгул на несколько дней и пожить здесь, чтобы присматривать за малюткой.

Я забрала тебя у нее и посадила себе на колени. Ты начала плакать, ерзать и сучить ножками.

– Колики, – предположила Мириам, – у Дэвида все было так же первые несколько месяцев.

Она любит сравнивать их. Мириам была очень рада, когда оказалось, что у тебя карие глаза. Она называла их глубокими озерами. Как у ее отца.