Теперь об этом можно рассказать - [107]

Газеты в Эль-Пасо вышли с аршинными заголовками, в которых говорилось о взрыве и его последствиях.

Благодаря бдительности и энергичности Управления цензуры удалось предотвратить появление каких-либо сообщений о взрыве в газетах восточной части США, за исключением нескольких строчек в одной утренней газете Вашингтона. В районах же Тихоокеанского побережья эти новости попали в радиопрограммы и широко распространились.

Одной из причин, задержавших выпуск официального сообщения, было то, что мы не знали, придется ли нам проводить эвакуацию населения. Поэтому, давая указания Пэришу, я и добавил слова о газовых баллонах.

Однако этим сообщением не всех удалось обмануть. Несколько дней спустя, когда я возвратился в Вашингтон, ко мне по вопросам, связанным с Ханфордом, зашел служащий компании «Дюпон» Эванс. После того как мы закончили нашу беседу, он, открывая дверь, чтобы уйти, обернулся и сказал:

— Между прочим, генерал, разрешите передать вам поздравления от сотрудников компании.

— Это по какому же поводу?

— Просто мы первый раз услышали, что в армии взрывчатые вещества, пиротехнические и химические средства хранятся на одном складе, — ответил он, добавив, что сообщения радиостанций Тихоокеанского побережья были переданы телетайпом в Уилмингтон из Ханфорда. Мне не оставалось ничего, кроме как ответить:

— Странно, что армия допускает такие вещи. Не правда ли?

За день до испытания мою секретаршу миссис О'Лири предупредили, чтобы она была на работе в шесть тридцать на следующий день и готовилась принять телефонограмму. Однако из-за задержки испытания я позвонил ей только в семь тридцать утра. У О'Лири был особый код, которым я должен был ей передавать сообщения о результатах испытания по телефону или телетайпу. Помимо этого, у нас с ней был еще один шифр, о котором никто больше не знал и используя который, я мог свободно говорить с ней по телефону. Я передал ей основные сведения об испытании, которые были быть переданы дальше по кабелю военному министру в Потсдам.

Перед отъездом в Потсдам Стимсон установил специальный канал связи со мной, назначив для этой цели своим представителем в Вашингтон по атомным делам Гаррисона. Эта мера позволяла не только быстро связаться с ним, но и служила дополнительной гарантией секретности.

Набросав первый абзац, которым определялся общий стиль доклада, я сказал Фареллу, о чем надо написать дальше. Это дало ему возможность немедленно приступить к работе над первым вариантом доклада.

В шесть часов тридцать минут вечера я уже приступил к правке этого варианта и вместе с Фареллом прочитал написанную им часть. Закончив составление чернового варианта, я проверил его и весь вечер продолжал шлифовать доклад.[29]

Так как доклад был в высшей степени секретным, к его напечатанию, кроме О'Лири, мы могли допустить только еще одну тщательно проверенную машинистку. Они работали в тот день с восьми часов утра, прерываясь лишь на обед и ужин, и к полуночи, когда был готов окончательный вариант доклада, они уже настолько устали, что каждая страница была для них пыткой. Было уже почти два часа, когда доклад был окончательно подписан и срочно передан в самолет, отлетавший в Потсдам.

В Потсдаме он поступил сначала к помощнику Стимсона, полковнику Кайлу, который передал его Стимсону в 11 часов 35 минут 21 июля. Тот вместе с Бэнди немедленно прочитал доклад и договорился о встрече с Трумэном на ближайшее возможное для того время. В три часа Стимсон дал прочитать доклад Маршаллу и обсудил его с ним. Затем он прибыл на виллу Трумэна и прочитал доклад ему и Бирнсу. После этого вместе с Бэнди он имел беседу с Черчиллем и лордом Черуэллом. Эту беседу пришлось вскоре прервать. Однако на следующее утро она была продолжена.

В дневнике Стимсона очень живо описаны события тех дней. «Черчилль прочитал доклад Гровса полностью и рассказал мне о вчерашней встрече большой тройки. По тому, как Трумэн энергично и решительно противился нажиму Русских и категорически отвергал их требования, он понял, что тот вдохновлен каким-то событием. „Теперь я знаю, что ним произошло, — сказал он. — Вчера я не мог понять, в чем дело. Когда он пришел на конференцию после прочтения доклада, это был другой человек. Он твердо заявил русским, на что он согласен и на что нет, и вообще господствовал на этом заседании“. Черчилль добавил, что ему понятны причины такого оживления Трумэна и он сам теперь испытывает то же».

Получение известий об успешном испытании в Аламогордо и подтверждение нашей готовности произвести атомную атаку при условии благоприятной погоды уже 31 июля укрепило решение наших руководителей о немедленном предъявлении ультиматума Японии. Насколько отличался бы этот ультиматум, если бы не было нашего сообщения, я не берусь судить, однако ясно, что, располагая им, Трумэн и Черчилль действовали значительно уверенней.

Глава двадцать вторая План операции

Испытание в Аламогордо не уничтожило всех наших сомнений. Оно лишь доказало, что именно плутониевая бомба взрывного типа осуществима. Вопрос о другом типе такой бомбы и бомбы с ураном-235 оставался открытым. Испытания всех элементов этой бомбы были нами проведены, и мы были уверены, что нам удастся осуществить объединение сегментов уранового заряда таким путем, который, если теория верна и уран-235 поведет себя так же, как плутоний, обеспечит взрыв бомбы. Однако взрыв собранной бомбы с ураном ни разу еще не был осуществлен. Несмотря на это, шансы на успех были настолько велики, что никто не пытался противиться плану применить бомбу ствольного типа без предварительного испытания. Впрочем, темпы производства урана-235 были очень медленны, мы не могли позволить себе тратить его на испытания.