«Теория заговора» - [142]

А. Р. Гужено де Муссо — автор сочинения «Еврей, иудаизм и иудаизация христианских народов», демонстрирует комплекс неполноценности по отношению к объекту яростного неприятия. Отторжение евреев сопровождается апологией еврейства, его жизнестойкости и сексуальной мощи. «Иудеи тщедушны и слабоваты телом. И тем не менее они умудряются прожить дольше нашего и отличаются немыслимой плодовитостью, вследствие, надо полагать, своего безудержного полового аппетита. Евреи неуязвимы для многих заболеваний, не щадящих прочее человечество. Поэтому они опасные захватчики остального мира»^{629}. Французский аристократ приводит множество примеров мистической невосприимчивости евреев к болезням и недугам, являющимся смертельными для других народов. «В чуму 1346 года, как подметил один историк того времени, евреи не болели ни в одной стране. Фраскатор пишет, что только евреев не заражало тифом в 1505 году. Денье рассказывает, что евреи уцелели в эпидемию дизентерии в Неймегене в 1936 году. Ваврух выявил, что глисты не заводятся у еврейского населения в Германии»^{630}. Чем же объясняется подобная стойкость перед глистами у народа, традиционно отвергающего европейские санитарные и гигиенические нормы? Ответ следует искать в изначальной богоизбранности еврейского народа, который, несмотря на неприятие новозаветной истины, сохранил определённые сакральные преференции. В совокупности с интеллектуальной мощью, эти факторы делают иудеев опасным врагом христианского мира. Общение с Симонини де Муссо заканчивает карикатурным горестным выкриком: «Размножаются! Размножаются!» Как нетрудно заметить, страх перед жизнестойкостью евреев является оборотной стороной осознания вырождения французской аристократии, её социально-биологической фатальной обречённостью.

Следующим «патологическим» персонажем выступает не менее яркая фигура Я. А. Брафмана. Сын раввина, он в зрелые годы принимает православие, преподаёт иврит в духовной семинарии в Минске, служит в Вильно, а затем в Петербурге в качестве цензора книг, написанных на идише и иврите. Европейскую известность он получает после публикации в 1869 году «Книги кагала» — перевода с идиша протоколов заседаний минской еврейской общины. Встреча же Симонини с выкрестом-антисемитом датируется автором 1866 годом — периодом подготовки издания книги Брафмана. По версии Эко-Симонини, Брафман в это время находился в Париже, налаживая контакты со «Всемирным еврейским союзом», целью которых было получение доступа к секретной информации. Подобная конспиративная деятельность объясняется фактом сотрудничества Брафмана с Третьим отделением[31].

Брафман, по свидетельству Симонини, практически полностью лишён типичных еврейских внешних черт, и напоминает лицом русского или поляка. Внешнее и внутреннее преображение, ставшее следствием крещения, выталкивает Брафмана из «еврейского мира», который он отныне считает для себя чужим. Результатом отторжения становится желание полностью аннигилировать все связи с прошлым, уничтожить его не только в себе, но и сделать предметом острого отвращения для окружающих. Этой задаче и посвящены «этнографические» изыскания Брафмана, показывающие его бывших соплеменников в самом неприглядном виде. «Чтобы просуществовать сорок веков и сохранить свою внутреннюю мощь, столь живучий народ должен был образовывать подпольное правительство в каждой стране, в которой оказывается. Такое государство в государстве, поддерживаемое всегда и где бы то ни было, даже в периоды тысячелетних странствований. Так вот, я нашёл документы, подтверждающие существование этого тайного государства со своим законом, законом кагала»^{631}.

По мнению Брафмана, установления кагала коренятся в ветхозаветной истории. Особое значение кагал приобретает в эпоху изгнания евреев из Израиля. Именно кагал позволил еврейским общинам, разбросанным по всему миру, сохранить свою внутреннюю независимость при формальном подчинении обществам тех стран, в которых они пребывали. Неукоснительное следование талмудическим предписаниям, жесточайшее регулирование всех сфер деятельности делают евреев, по сути, заложниками «тайного правительства». И хотя «талмудическая мудрость» всячески подчёркивает превосходство евреев над прочими народами, первыми её жертвами выступают как раз сами евреи, не входящие в «иудейскую элиту». «Отсутствие сочувствия к общественным низам, эксплуатация бедных богатыми -всё это с точки зрения кагала не преступления, а напротив, достоинство Израиля. Часто подчёркивается, что в России евреи нищи. Это правда. Большинство их нище, будучи жертвами тайного меньшинства — правительства, основанного богатыми евреями»^{632}. Таким образом, Брафман, по замыслу автора, пытается снять с себя комплекс вины за предательство собственного народа, переложить ответственность на силы, являющиеся настоящими, хотя и тайными виновниками преследований евреев. Но за подобными альтруистическими сентенциями скрывается иной комплекс — жажда самоуничтожения, названная Фрейдом «Танатосом». Принадлежа к социальной группе с низким статусом, Брафман пытается преодолеть её границы. Но формальное преодоление не избавляет от психологического ощущения «мёртвой привязки» к той среде, из которой субъект номинально «успешно» уходит. Поэтому здесь и сливается жажда полного преображения, невозможного без утилизации своего прошлого «Я», с маниакальным отторжением покинутого социально-этнического гетто. Брафман выступает как классический образец еврейского самоотрицания в его наиболее интеллектуально-экстремальной форме.