Теория танца - [15]

— Врача, милицию! — бежало по магазину.

— Я врач, — закричали от входной двери. — Расступитесь, она сейчас в обморок падать будет!

"Скотина! — сказал потом И. — Она и не собиралась падать, пока он не вякнул!".

…Были долгие разбирательства. И. откупался, таская женщине и милиции конфеты коробками, модный тогда ликер "Амаретто", его принудили одеть пострадавшую за свой счет в этом же магазине, включив в набор злополучную юбку. За время улаживания конфликта преступник и жертва даже подружились, пили "Амаретто", чай с конфетами, философствовали о зле и добре, может быть, случилось еще что-то, окончательно примирившее их. Но из магазина продавца и дворника попросили — посещаемость резко снизилась.

И. пришел проситься в стационар. Сторожа помялись, зная характер кандидата (к тому же, они теряли в зарплате), но пожалели безработного, который клятвенно пообещал укрыться овечьей шкурой.

Так в особняке, наряду со сторожами Х. и У. появился сторож И.

(Выстраивающаяся последовательность прописных букв, конечно, случайна, но автор, если кто еще не знает, фаталист. Именно поэтому он воспринимает следующую историю как фатальность.)

ДЕМОН

Когда Х. начал работать сторожем, его радовало все, кроме одного. Вернее, кроме одной. В особняке на первом этаже жила женщина. Ее звали Тамара. Как она здесь появилась, никто толком не знал, но смутные слухи говорили, что она сбежала из деревни, из семьи каких-то сектантов. Прежняя заведующая взяла ее на работу санитаркой. И Тамара прижилась, ночуя в подсобке на первом этаже.

Когда сторож Х. впервые увидел ее, это была женщина бальзаковского возраста (35–40 лет), маленькая, белесая, при разговоре смотрящая в пол, всегда в платке. Атеист Х. уважал права верующих, поэтому старался лишний раз не заговаривать с ней, — мало ли, на что она может обидеться.

Первые ночи их совместных дежурств прошли спокойно — Тамара ночевала на первом этаже, закрывая дверь в свой коридор на металлический стержень, сторож стучал на машинке на втором, в ординаторской. Правда, поначалу он вздрагивал, когда среди ночи Тамара выходила в туалет, пока не привык к тому неприятному факту, что он здесь не один. Но на третье дежурство, когда был поздний вечер, Тамара поднялась по лестнице с подушкой и сказала:

— Я буду ночевать в восьмом кабинете. Не помешаю?

— Да что ты, Тамара, — ответил вежливо сторож, внутренне матерясь. — Это я тебе помешаю, всю ночь стучу на машинке и курю. Не знаю, уснешь ли…

— С Божьей помощью… — сказала Тамара, перекрестилась и пошла устраиваться.

Сторож Х. задумался. Зачем она поднялась? Хочет чего? Но она ведь не должна хотеть греха, — во всяком случае, демонстрировать это желание так открыто. Не ведает, что творит, наверное, там ей просто страшно, да и поняла, что я неопасный мужчина, не пристаю, — подумал он и успокоился.

Так продолжалось несколько ночей. Тамара тихо спала в кабинете с открытой дверью, утром уходила вниз. На всякий случай сторож Х. спросил сторожа У., где спит Тамара в его дежурства. "Как где? — удивился У. — У себя, на первом этаже". Ответ смутил Х. На следующую ночь, когда Тамара поднялась, прижимая к животу подушку, и скользнула в кабинет, сторож на всякий случай закрылся в ординаторской на ключ — возникло легкое беспокойство о намерениях странной санитарки.

Утром он увидел возле двери трехлитровую банку яблочного сока.

— Что это? — спросил он у Тамары.

— Подарок. Вам это нужно, вы же за мир боретесь, — пробормотала она, глядя в пол, и убежала, оставив сторожа думать, за какой из миров он борется.

На следующее дежурство к яблочному добавилась банка томатного. Еще через ночь — сливового. Сторож У., взболтав банку и рассматривая на свет, сказал:

— По-моему, это пить нельзя. Мало ли чего она там нашептала. Выпьешь, сектантом станешь, будете в подсобке вместе жить, молиться на ночь…

Сторож Х. пытался возвращать банки, но все было безуспешно. Он оставлял их дневному персоналу, и соком даже поили пациентов, так его было много. Старшая медсестра начала выдавать Тамаре зарплату частями, чтобы она не спускала всю ее на соки.

Тамара перестала подниматься, снова ночевала у себя, задвигая металлический прут. Сторож, было, расслабился, но однажды ночью на первом этаже раздался удар такой силы, что содрогнулось все здание, и на голову писателю посыпалась побелка с потолка. Он замер и прислушался, пытаясь угадать, что там могло взорваться. Послышались шаги и бормотание Тамары. Жива, — подумал он облегченно. Через час удар повторился, за ним последовал визг. Сторож выскочил в коридор, подбежал к лестнице, крикнул:

— Тамара, что случилось?

— Ничего, — донеслось снизу, и все успокоилось до утра.

Сторож Х. начал тревожиться. В следующее дежурство удары, перемежаемые визгом, повторились три раза за ночь. Сторож уже не выходил из кабинета. Сторож У. переживал вместе с ним.

— Нет, ее нужно опасаться, — говорил он. — У меня картинка валялась, ну я тебе показывал, там девица в одних трусиках нарисована, а из трусиков черт выползает. Так Тамара ее утащила к себе в комнату. Может, она одержимая? Правильно делаешь, что закрываешься. Ну нельзя же в самом деле сделать то, что она хочет. Даже если встанет, — а потом она раскается и зарежет. Ну нафиг…