Теория описавшегося мальчика - [58]
— Ничто великое не случается ко времени! — произнес Иван. — Как можно скорее нужно восстановить помещение.
— Может, в другой город переедем? — предложила Настя.
— Ни в коем случае!
— Постараемся подготовиться, — пообещал Жагин. — Губернатора привлечем. — И вышел из купе с нестерпимой болью на встречу со своим доктором.
— Очень большой человек! — проговорил вслед Иван.
— Я так счастлива, что с тобой все хорошо.
Она попыталась поцеловать его в губы, но тут Иван что-то вспомнил и закрутил головой, как кукольной:
— Где она?
— Кто? — не поняла Настя.
— Настя где?
— Я здесь…
— Дочь помощника начальника станции Вертигина. Настя Вертигина?
— Ах, эта девочка, — вспомнила Настя. — Так я ее отправила восвояси! Не до нее было… Может, все же в другой город?
Лицо Ивана Диогеновича пошло пятнами, и он, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, заговорил со злобой:
— Да как ты посмела?! Без моего ведома! Кем ты себя возомнила!.. Убирайся отсюда вон! Слышишь, вон!!!
— Да что с тобой опять? — губы Насти задрожали.
— Я видеть тебя больше не могу! Твою унылую физиономию!
— Иван!.. — слезы лились по ее лицу водопадом.
— Вон! — я сказал. — И не показывайся мне на глаза!
Она чуть ли не вывалилась из его купе в надежные руки охраны. А Иван криком велел отыскать дочь помощника начальника станции немедленно. Девушку, собственно говоря, отыскали быстро, она стояла под фонарным столбом в голове московского состава.
Осмотрев Жагина, доктор признался честно:
— Не знаю, что с вами. Но ваша голова растет. Сейчас она уже девяносто два сантиметра в окружности. Это медицинский нонсенс.
— Инфекция? — предположил импресарио.
— Такой не знаю. От которой голова по двадцать сантиметров за сутки вырастает. Хорошо еще, что вы под двести кило, не так заметен диссонанс.
— Меня дятел клюнул в макушку.
— Дятел, хм… Вам нужно в больницу, к неврологу, пройти МРТ и посмотреть, что там, в вашей голове… Но в Коврове МРТ под вас нет. До ста двадцати килограмм только. Езжайте побыстрее в столицу!
— Болеутоляющее дадите?
Доктор посмотрел Жагину в глаза и выгреб из саквояжа все препараты по теме.
— Если что, завещайте свое тело науке, а именно мне. Или только голову! И я здесь ее ампутирую! Уж слишком вы огромный — тащить вас! Завещаете?
— Завещаю, — улыбнулся Жагин.
И доктор на прощание улыбнулся. Соскочил со ступеней вагона и был таков.
Не многие услышали странный тихий щелчок, а потому не обратили на звук никакого внимания. Между тем пуля, выпущенная с расстояния пятисот метров из винтовки КСВК 12,7 мм, пробила купейное окно Жагина и попала ему точно в лоб. Голова импресарио только дернулась. Пуля пробила кожу лба, но от черепа отскочила, как от брони, и закатилась под кровать. Андрей Васильевич и не понял бы, что в него стреляли, но аккуратная дырка в окне рассказала ему об этом.
Жагин хотел было броситься к охране, но вдруг осознал, что боль в голове прошла. А в тело вернулись сила и спокойствие. Он лишь задернул шторки на окне и, скинув пиджак, рухнул в постель.
— Завтра всё, — проговорил. — Всё завтра. — И уснул, как умер.
Они сняли комнаты в жилом секторе, почти в пригороде, в квартире у местного психиатра, однокурсника Якова Михайловича. Собрались однокашники к ночи. Жена однокурсника поставила на стол два десятка котлет, прямо в сковороде, и кастрюлю вареной картошки. Она и по годам была немолода, а по виду и вовсе старуха. Поставила еду и вышла вон.
— Так-то, Яша, — развел руками местный психиатр. — Молодость прошла.
Яков Михайлович выудил из дорожной сумки бутылку отличного коньяка, икры две банки и еще что-то мясное — пару банок, иностранные. Кожаный футляр с сигарами бросил небрежно.
— Ничего, Сеня, старая дружба не ржавеет. — Вытащил сигару, плюнул огрызком в угол и раскурил с помощью золотой плазменной зажигалки.
Однокурсник втянул носом дым и закашлялся:
— А дрянь, Яшка, эта твоя сигара!
Гость свинтил с бутылки крышку и разлил по стаканам:
— Попробуй это.
Выпили.
— Круто, — отметил Сеня. — И клопами не пахнет! Ха-ха, как будто он когда-то пах…
— Икру ешь.
— Ага… А можно Наташке баночку, а то злится. Оставим?
— Не вопрос.
— Надолго?
— Пара дней. Мог бы и в гостинице, но хотелось тебя повидать.
— Спасибо, Яша. Я тронут.
— Не стоит.
— Странно, конечно, что ты ко мне… Мы ведь в институте не очень…
Яков Михайлович сунул руку в портфель, нащупал шприц, сковырнул ногтем колпачок и одним движением из портфеля прямо Сене в шею иглу воткнул. Сеня здесь же и обмяк в мгновение. Московский гость пыхнул сигарой и, перезарядив шприц из ампулы, встал со стула и прошагал в комнату к жене однокурсника. В несвежей ночной рубашке, она была похожа на ведьму, да еще пыталась закричать перекошенным ртом, когда увидела воткнутый в сонную артерию шприц.
— Простите, Наташа!
Яков Михайлович вернулся к Сене и перетащил его тело к жене.
Три часа психиатр ел котлеты, пил коньяк и курил сигары, испытывая чудовищную ярость. Он был уверен, что пуля попала продюсеру в огромную башку, но увидел в оптический прицел, как «убитый» Жагин задернул занавески.
— Скотина! — не выдержал. — Свинина!
А потом психиатр еще час курил и пил. В дверь постучали.
«— Знаешь, для чего нужна женщина мужчине? — спросил её как-то— Для чего?— Для того, чтобы о ней не думать… Чтобы заниматься чем-то другим…».
Дмитрий Липскеров – писатель, драматург, обладающий безудержным воображением и безупречным чувством стиля. Автор более 25 прозаических произведений, среди которых романы «Сорок лет Чанчжоэ» (шорт-лист «Русского Букера», премия «Литературное наследие»), «Родичи», «Теория описавшегося мальчика», «Демоны в раю», «Пространство Готлиба», сборник рассказов «Мясо снегиря».Леонид обязательно умрет. Но перед этим он будет разговаривать с матерью, находясь еще в утробе, размышлять о мироздании и упорно выживать, несмотря на изначальное нежелание существовать.
Не знаю, что говорить о своих пьесах, а особенно о том месте, какое они занимают в творческой судьбе. Да и вряд ли это нужно. Сказать можно лишь одно: есть пьесы любимые — написанные на «едином» дыхании; есть трудовые когда «единое» дыхание прерывается и начинается просто тяжелая работа; а есть пьесы вымученные, когда с самого начала приходится полагаться на свой профессионализм. И как ни странно, последние зачастую бывают значительнее…Дмитрий ЛипскеровПьеса «Река на асфальте» принадлежит именно ко второй категории — к сплаву юношеского вдохновения и первой попытки работать профессионально… С тех пор написано пять пьес.
Роман Дмитрия Липскерова «Последний сон разума» как всегда ярок и необычен. Причудливая фантазия писателя делает знакомый и привычный мир загадочным и странным: здесь можно умереть и воскреснуть в новом обличье, летать по воздуху или превратиться в дерево…Но сквозь все аллегории и замысловатые сюжетные повороты ясно прочитывается: это роман о России. И ничто не может скрыть боль и тревогу автора за свою страну, где туповатые обыватели с легкостью становятся жестокими убийцами, а добродушные алкоголики рождают на свет мрачных нравственных уродов.
Изящная, утонченная, изысканная повесть с небольшой налетом мистицизма, который только к месту. Качественная современная проза отечественной выделки. Фантастико-лирический оптимизм, мобильные западные формы романов, хрупкий мир и психологически неожиданная цепь событий сделали произведения Дмитрия Липскерова самым модным чтением последних лет.
Два пожилых человека — мужчина и женщина, любившие друг друга в молодости и расставшиеся много лет назад, — встречаются на закате жизни. Их удел — воспоминания. Многое не удалось в жизни, сложилось не так, как хотелось, но были светлые минуты, связанные с близкими людьми, нежностью и привязанностью, которые они разрушили, чтобы ничего не получить взамен, кроме горечи и утраты. Они ведут между собой печальный диалог.
Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Торчит Саша в чайной напротив почты, пьет кислое пиво, гордо посматривает на своих собутыльников и время от времени говорит: — Если Бог, — говорит, — когда-нибудь окончательно осерчает на людей и решит поглотить всех до последнего человека, то, я думаю, русские — на десерт».
Вам никогда не хотелось остановить стремительный бег времени и заглянуть в прошлое? Автор книги, Сергей Псарёв, петербургский писатель и художник, предлагает читателям совершить такое путешествие и стать участником событий, навсегда изменивших нашу привычную жизнь. В книгу вошла повесть о послевоенном поколении и службе на космодроме Байконур, а также материалы, связанные с историей лейб-гвардии Семёновского полка, давшего историческое название одному из интереснейших уголков старого Петербурга – Семенцам.
Это — роман. Роман-вхождение. Во времена, в признаки стремительно меняющейся эпохи, в головы, судьбы, в души героев. Главный герой романа — программист-хакер, который только что сбежал от американских спецслужб и оказался на родине, в России. И вместе с ним читатель начинает свое путешествие в глубину книги, с точки перелома в судьбе героя, перелома, совпадающего с началом тысячелетия. На этот раз обложка предложена издательством. В тексте бережно сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и инвективной лексики.