Теория литературы. Проблемы и результаты - [16]

Шрифт
Интервал

Функциональное определение может быть бесхитростно-традиционным – например, «произведение литературы должно нравиться своему читателю» (существует с XVII–XVIII века) – или глубокомысленно-философским, например у Хайдеггера, «обоснование бытия через слово». Однако любые функции произведения внеположны ему, а потому не описывают литературность текста как такового. Тодоров отчетливее Якобсона исходит из того, что задача теории литературы – анализ, классификация, дешифровка текстов. Поэтому он отводит функциональные определения и рассматривает только структурные, а именно тематическое и формальноечто говорит литература» и «как она говорит»).

При тематическом определении критерием литературности (художественности) обычно выступает вымысел: художественный текст фикционален, в отличие, например, от исторического документа. Эта идея восходит к «Поэтике» Аристотеля. Для Аристотеля поэзия – род мимесиса; подражать с помощью слов можно не только реальным, но и вымышленным событиям; и вот критерий поэтичности – именно вымышленный, предполагаемый характер событий, то есть онтологический статус предмета подражания:

…задача поэта – говорить не о том, что было, а о том, что могло бы быть, будучи возможно в силу вероятности или необходимости. Ибо историк и поэт различаются не тем, что один пишет стихами, а другой прозою (ибо и Геродота можно переложить в стихи, но сочинение все равно останется историей, в стихах ли, в прозе ли), – нет, различаются они тем, что один говорит о том, что было, а другой – о том, что могло бы быть[43].

Хотя вымышленность, фикциональность – действительно важная черта литературного дискурса, но в качестве определяющего признака художественной словесности она работает плохо. В современной литературе ко многим художественным текстам вообще неприложимо понятие подражания (такова большая часть поэзии – и чем дальше, тем более значительная); существуют документальные художественные тексты, которые не являются фикциональными; не все вымыслы, и даже не все бескорыстные вымыслы, относятся к литературе. Легко согласиться, что не является художественным фактом вымысел мошенника, – ну а фантазии ребенка, бред душевнобольного, пересказ сновидений, «свободные ассоциации» пациентов психоаналитика (пример Ц. Тодорова)? Такие «тексты» могут задним числом включаться в состав литературы, но при этом проходят некоторую селекцию, а это как раз и значит, что вымышленность – недостаточное определение литературности.

Структурное определение литературы можно также образовать по формальному признаку: ее тексты отличаются особой упорядоченностью, соответствием частей. Литература определяется как дополнительно организованный язык, причем образующееся при этом добавочное сообщение может подавлять, делать второстепенным основное языковое значение текста. В разных вариантах структурного определения выступает на первый план одна или другая сторона этого процесса. Стенли Фиш предложил различать два типа таких определений – message-plus definition (литература добавляет к языковому сообщению свое собственное – согласно, например, Майклу Риффатеру) и message-minus definition (литература подавляет языковое сообщение – согласно Айвору Ричардсу, Роману Якобсону)[44]. У таких определений имеется почтенная историческая традиция. От Фридриха Шиллера («Письма об эстетическом воспитании человека», 1795) идет общая эстетическая идея об искусстве как преодолении содержания формой: например, ужасные и отталкивающие факты в искусстве преображаются и доставляют наслаждение читателю или зрителю. В XX веке эту идею развивал, именно на материале словесного творчества, русский психолог Лев Выготский[45].

Однако, показывает Тодоров, структурный критерий литературности также слишком широк: есть много видов нелитературной, но повышенно организованной (риторической) речи – реклама, пропаганда, судебное красноречие и т. д., где можно встретить практически все приемы речи художественной. Вообще, любая речь является системно упорядоченной по каким-то особым, специфическим правилам; мы никогда не говорим «на языке вообще», а всегда на каком-то специфическом дискурсе (научном, рекламном, педагогическом и т. д.), отвечающем критерию системной упорядоченности. В этом отношении они мало отличны от дискурса художественного.

Тодоров, конечно, знал, как предлагал определить структурный критерий литературности сам изобретатель последней категории – Роман Якобсон[46]. Его концепция исходит из понятия доминанты, введенного теоретиками русской формальной школы, к которой он сам принадлежал в молодости. Доминанта – это фактор, господствующий в устройстве некоторого текста или произведения и подчиняющий себе все остальные. С помощью этой идеи Якобсон попытался точно определить поэтическую функцию текста, доминирование которой как раз и делает текст литературным.

Подробнее. Поэтическая функция, по Якобсону, является элементом шестичленной системы функций высказывания, которые, в свою очередь, зависят от шести факторов языковой коммуникации, имеющих место в любом речевом событии. Эти факторы следующие: 1)


Еще от автора Сергей Николаевич Зенкин
Материя идей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Приключения теоретика

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Листки с электронной стены

Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.