Теория и практика расставаний - [37]
Таня Сольц – она вернула после развода с Куприяновым девичью фамилию – уже почти три года отработала в МИДе секретарем-переводчиком в международно-правовом совете и мечтала добиться длительной заграничной командировки. Там, по плану, она должна скопить инвалютные рубли на покупку кооперативной квартиры, и тогда у нее наконец-то появится в Москве крыша над головой.
Личная жизнь не складывалась, но была: короткие противные отношения с женатыми мужчинами, ни привязанности, ни страсти. То ли в этот момент на рынке любовниц было перепроизводство, то ли она оказалась нехороша, но, вопреки собственному желанию, она втягивалась в безвольные, бесперспективные «отношения». Так это называла. После одной такой «стыдной связи» она решила, что великая русская река Волга, острова и монастыри Ладоги могут успокоить ее, дать ей силы на последний, решительный рывок к обретению счастья. Командировку за рубеж почти невозможно было получить без замужества, а муж не возникал. Ее бесплодие одних пугало, других, ненужных ей мужчин притягивало. Ей срочно, как папа говорил, было надо «устроить разбор полетов». Она решила, что в этот отпускной месяц развратного Черного моря не будет, а будет река, причаливание и отчаливание, шлюзы, закаты и восходы, будет скупая северная архитектура, прохладный ветерок от тихого, безмятежного скольжения по воде, и она придумает что-то для себя и про себя. С этими надеждами она всходила по трапу теплохода «Лев Толстой» под ободряющий звук ревуна РВП-220, которым капитан встречал пассажиров.
Какой-то пожилой мужчина, в возрасте ее отца, при переходе на среднюю палубу игриво сказал Татьяне:
– Проходите вперед, красавица!
Она правильно подумала – «и этот туда же» – и с приветливой мидовской улыбкой поднялась по лестнице, чуть-чуть повиливая задом перед его носом.
На другой день она увидела, как этот мужчина, представившись врачом-гомеопатом, собрал на верхней палубе несколько молодящихся старух в разноцветных шляпках и рассказывал им о целебных свойствах отвара лаврового листа с чесноком для укрепления внутренней обшивки человека, называя ее то аурой, то чакрами, меняющими свет, то личным богом легкого ветра в человеке.
– Присоединяйтесь к нам, красавица, – пригласил гомеопат Татьяну, когда она проходила мимо.
– Спасибо, – отказалась она. – Потом… потом…
– Конечно, вам еще рано, но пропустите – будет поздно.
Через три дня пути, одной стоянки на природе, посещений двух застиранных, теплых провинциальных городков, в которых не было ничего, кроме разрушенного храма, остатков крепостной стены – груды кирпичей, еще не до конца разворованных, – и фабрики, производящей валенки, Татьяне стало скучно. Мысль о том, что она ошиблась с выбором вида отдыха, пришла на четвертый день. Выспавшись и прочитав уже все, что взяла с собой, она не знала, чем себя занять, и, обнаружив висевшую на одной нитке пуговицу на своем плаще, несказанно обрадовалась: все же занятие, надо ее пришить! Пошла по людям. В музыкальном салоне нашла женщину, на лице которой определенно читалось – у нее должна быть иголка с ниткой. И они у нее были! И даже наперсток. Она взяла плащ, пуговицу, добытые инструменты (нитки не очень подходили по цвету, но ничего) и вышла на палубу, чтобы сделать это торжественно, с наслаждением и на свежем воздухе. Она села в кресло возле окна своей каюты и, обозрев бескрайне-унылый водный простор, попыталась вдеть нить в ушко иглы. Теплоход потрясывало, и вдеть толстую нитку в мелковатое ушко оказалось непросто. Когда она это делала, мимо прошел мужчина – подтянутый, почти без брюшка, с очень правильной ровной прической и чуть сладковатым лицом, лет на десять – пятнадцать старше ее. Он мельком взглянул, как молодая светловолосая особа метит в игольное ушко – зрелище не для холостяков, каким на тот момент был главный инженер небольшого, но известного, с дореволюционной историей московского завода. Ему на секунду показалось, что именно в него пытаются сейчас попасть, в него смотрят, его пришивают накрепко. Он прошелся дальше, размышляя о не написанной еще великими художниками картине «Пришивающая пуговицу» или «Попадающая в ушко», остановился на корме, недолго философски посмотрел на бурлящую от винтов воду и продолжил свою прогулку; он сделал по палубе круг – Татьяна все еще вдевала нитку!
– Вам помочь?
Татьяна ничего не ответила, она даже толком не видела мужчину – из-за солнца, стремившегося к закату, – просто протянула нить и иглу. Главный инженер справился с этим по-чемпионски, как будто всю жизнь только этим и занимался. Затем просто положил предметы, как оказалось, любовного шитья в изящную, протянутую к нему ладонь с четкими линиями, уже, видимо, обозначающими и его судьбу.
– Спасибо.
Он шел дальше по палубе, но думал только о ней: с такой женщиной все пуговицы будут точно пришиты и у него, и у детей. В прошлой жизни, со всеми его женщинами, начиная со студенческих лет и до жены, с которой не так давно расстался, все обычно упиралось в дом, в конечном счете, фигурально говоря, в пуговицу. И далее он мыслил в таком вот роде.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Каковкин Григорий Владимирович — писатель, драматург, журналист, режиссер и сценарист документального кино. Родился в Москве в 1953 году. Окончил философский факультет МГУ. Как журналист и публицист работал в ведущих изданиях страны, в газетах “Известия”, “Литературная газета”, журнале “Сельская молодежь” и “Открытая политика”. На телевидении был ведущим и автором ряда телевизионных программ — “Провинция” (Останкино), “Русские горки” (НТВ), им снято более 20 документальных фильмов. Публицистические работы печатались в России и за рубежом.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.