Теория и практика расставаний - [35]

– Может, могли быть личные мотивы? – спросил вдруг Шишканов, понимая, что обсуждение коммерческой деятельности Дадасаева и его компании подходит к концу.

– Я думал над этим, – ответил Фарид Гулямович. – Но что там могло быть? Развелся он года два назад, женился, но зачем ей убивать, если она от Рената все имела? Ей совсем нет смысла! А кто там еще? Не знаю. Мне кажется, что нет, ничего не могло такого быть.

– А ориентация? – решил уточнить Шишканов.

– Что? – не сразу понял молодой зам.

Зобов посмотрел на Шишканова как на полного идиота: три мужика в кабинете, он заговорил об ориентации: он что, предлагает?

– Нет, – сообразил зам. – Ориентация у него правильная, наша.

– Что ж, – подвел итог знакомства Зобов. – А где его кабинет? Он где сидел? Хотелось бы взглянуть.

– Рядом, – спокойно сказал Фарид Гулямович.

Они прошли через общую приемную в более просторный кабинет напротив, дверь в дверь.

Кабинет погибшего Рената Дадасаева был современный, хайтековский, не без излишеств и роскоши, но с безусловным вкусом. Письменный стол, легкий, прозрачный, из толстого стекла, огромный плазменный телевизор, небольшие колонки музыкального центра были вмонтированы в стены, в отдельной зоне стоял диван с двумя креслами из грубой кожи и журнальным столом. Полки с книгами и дипломами занимали одну из стен. За рабочим креслом висели одна над другой три почти двухметровые черно-белые фотографии. Зобов подошел к письменному столу, огляделся и прочитал внизу на одной из них «Лев Мелихов».

– Кто такой Лев Мелихов? – механически спросил он.

– Великий фотограф. Его друг, – ответил зам.

На слово «великий» Зобов отреагировал с любопытством и недоверием: разве есть сейчас великие люди? Посмотрел на средневековый мост, засыпанный снегом, на белую скамейку, тротуар с одиноким следом человека, на тяжелую, придавленную мокрой снежной кашей листву и прочитал вслух, не без труда разбирая нагловатый почерк автора под нижним снимком: «Тебе, Ренат. Снег в Венеции. Март. 2007 год».

– Разве в Венеции бывает снег? – усомнился Зобов и продолжил осматривать рабочее место убитого бизнесмена.

– Сейчас все бывает, – пожал плечами зам.

– А чем он увлекался? – спросил Зобов.

– Музыкой. Джаз любил, – объяснил Фарид Гулямович.

– Да?! – удивился Зобов.

– Я уже думал над этим, – оборвал его зам. – Ноя уверен, он не знал Васильева. И вообще, без фанатизма. Работал, сидел за столом, и тихо музыка… Обычно блюзы или классика, что-то спокойное.

– Это мы сейчас проверим, – подхватил Шишканов. – Можно?

– Можно.

Петр Шишканов сел за рабочий стол и включил компьютер.

– Он, наверное, был зарегистрирован на Фейсбуке или в Твиттере… или еще где-то?

– Да, – сказал заместитель директора. – Посмотрите.

Пока загружался компьютер, Зобов подумал, что, возможно, нужная ниточка нашлась, они могли быть связаны.

– А кому достанется его бизнес, Фарид? – напрямую спросил Зобов.

– Не знаю, – пожал плечами зам. – Возможно, новой жене, если у него не было брачного договора, но, может быть, и дочери. Но, честно сказать, без него никакого бизнеса не будет. Делить нечего.

– Почему? – удивился сидящий за компьютером Шишканов.

– Мы же услуги продаем, у нас не нефтяная скважина. Его связи не передашь по наследству.

– На Фейсбуке Дадасаев Ренат зарегистрирован. – Френдов много, 296 человек. Так.

Неожиданно в кабинет с подозрительной тревогой на лице зашла секретарша:

– Фарид Гулямович, вас к телефону.

Заместитель и секретарь вышли, старательно прикрыв дверь.

– Петь, нашел?

– Нет. Васильева пока в друзьях нет.

– А я, честно признаться, думал, зацепили. Осталось только тащить.

– Может, еще свяжем их. Любили джаз. Один играл – другой слушал.

– Как бы легко нам было, если бы все люди оказались связаны, – философски произнес Зобов. – А они не связаны.

Через несколько минут вернулся Фарид Гулямович и рассказал, что звонила мать погибшего, умоляла, чтобы полиция дала захоронить сына, не тянула. По мусульманскому обряду надо как можно быстрее, и еще просит, чтобы Фарид сам участвовал в омовении, у них нет сейчас здоровых молодых мужчин, а женщине принимать участие в этом не положено.

– Он что, был такой верующий? – спросил Фарида Шишканов.

– Скорее нет, а семья – очень. Мать и его сестра соблюдают все.

– Вы пойдете? – спросил Зобов.

Заместитель вздохнул:

– Конечно. Это почетно, знак доверия, невозможно отказаться. А нельзя ли…

– Я позвоню судмедэкспертам, скажу, что труп следствию больше не нужен. Все от них зависит. Подскажите родне, чтобы… сами понимаете, получат быстро, и заплатите – сами все бумажки оформят.

Шишканов посмотрел на него укоряюще и подвел итог своим изысканиям:

– В социальных сетях, ни в «Одноклассниках», ни в «Моем мире», нигде связи Васильева и Дадасаева не прослеживаются.

Проблема связи двух убитых в расследовании обозначалась все острее: или их убрали потому, что хотели убить именно этих двух, или хотели убить кого-то одного? «Кто и за что?» – эта мысль скрипела в голове у Зобова, как несмазанные детские качели во дворе дома. «Кто – за что. За что – кто. Кто – за что. За что – кто». И так тысячу раз. Ребеночка, который раскачивался, не замечая чудовищного скрипа, хотелось пристрелить. Вопрос о мотивах и взаимосвязи не давал вести дело, не давал нащупать веские причины двойного убийства. По опыту Зобов знал, что случайно может наткнуться на поддавок, сотворенный даже, как он называл, на самом верхнем верху. Зобов не любил слово «Бог», не любил говорить о вере, в церковь ходил только на отпевание, когда уже не выбирают, один или два раза на Пасху случайно попадал, но все же в душе считал себя православным и в атеисты записываться не спешил. Сейчас он решил не торопиться, надо выждать, добыть больше информации, и мотив обнаружится сам: ни за что людей на улице не убивают.