Теория дрона - [49]

Таким образом, эти устройства затрагивают как разнообразные характеристики измерений соприсутствия, так и их структуру, поэтому, в зависимости от выбора, определяющего их техническую архитектуру, они производят новые формы опыта: опыт ущербного присутствия, слепого присутствия, невзаимного присутствия и т. д. Они преобразуют формы соприсутствия, делая определенные формы не просто возможными, а необходимыми, конфигурации, которых в недавнем прошлом не существовало.

Да будет нам позволено еще раз использовать пример с телефоном. Разумеется, в обычном опыте возможно говорить, не видя друг друга при этом (закрыв глаза, через закрытую дверь или в темноте), но подобная ситуация обычно не считается необходимой для структуры опыта. Но именно это изменяется с появлением телефона: подобное устройство не позволяет видеть друг друга, даже если оно используется для общения. Структурно изменяется сама форма опыта. Конкретная модель технических устройств определяет возможные формы соприсутствия. Эти устройства позволяют ввести неизвестные ранее реконфигурации в структуру опыта. Как им это удается? Как правило, двумя путями. Во-первых, дистанционные технические устройства могут «фильтровать» различные измерения соприсутствия, которые они могут ретранслировать. Они могут выбирать в богатой феноменальной гамме и остановить свой выбор на том или ином аспекте. Например, они могут производить только картинку или только звук. Однако, при наличии соответствующего оборудования на другом конце линии, они могут добавить к гамме наших ощущений измерение, которое было недоступно при взаимодействии с обычным человеческим телом (например, наблюдение в инфракрасном спектре). Все зависит от доступного технического выбора. Во-вторых, подобные устройства могут определять параметры структуры соприсутствия, варьируя ее характер, который может изменяться от полной односторонности до абсолютной взаимности. Дистанционные средства связи, как правило, воспроизводят структуры взаимного характера, но делают это по мере необходимости. И в этом случае это проблема решения модели дистанционно-технического устройства. Структурный выбор для устройств, которые используются дронами, напротив, является совершенно односторонним.

Дистанционные технические устройства одновременно нарушают и заново синтезируют возможности тела или того, что оно представляет собой в непосредственном единстве.

Эти новые синтезы изменяют именно конститутивные формы структур опыта, которые также являются условиями интерсубъективного опыта. Именно в этом смысле дистанционные технологические устройства радикально изменяют отношения насилия, совершая революцию в способах соприсутствия и одновременно в структуре интерсубъективности.

293 Elisabeth Bumiller, “A Day Job Waiting for a Kill Shot a World Away”, New York Times, July 29, 2012.

294 Ibid.

295 Scott Lindlaw, “Remote Control Warriors Suffer War Stress: Predator Operators Prone to Psychological Trauma as Battlefield Comrades”, Associated Press, August 7, 2008.

296 В философии войны можно найти классическую формулу соотношения между дальнобойностью оружия и эмоциональной вовлеченностью солдата. Она оформлена и существует в виде закона, который мы могли переименовать в закон Клаузевица – Гегеля. Клаузевиц пишет следующее: «Оружие, при помощи которого противник может атаковать, когда он находится на расстоянии, дает нам больше для понимания; оно позволяет чувствам, “боевому инстинкту”, оставаться практически незатронутым в зависимости от того, насколько велика дальнобойность его оружия. Мы можем себе представить, что бросок камня сопровождается гневом; выстрел из мушкета требует меньше эмоций, а выстрел из пушки – меньше выстрела из мушкета». Clausewitz, “Guide to Tactics, or the Theory of the Combat,” On War, London, Kegan, 1918, p. 250. Жестокость отдельной схватки, которая оставляет запачканными руки и души, воспринимается по контрасту с туманной иллюзией артиллерийского огня. В этом великом повествовании история оружия идет рука об руку с триумфом разума. Гегель добавляет: «Огнестрельное оружие – это открытие общей, безразличной и безличной смерти». Hegel, “System der Sittlichkeit”, цитируется no: Schriften zur Politik und Rechtsphilosophie, Leipzig, Meiner, 1923, p. 467. Удивительная похвала смерти, которую хладнокровно несут беспристрастные субъекты, в режиме общей абстракции. Если мы не готовы слышать это сегодня, когда дроны парадоксальным образом возвращаются к подобному представлению, то именно потому, что двадцатый век показал нам ее темную сторону. Там, где берлинский философ видел триумф телеологии, которая указывала путь рационализации государственного насилия, двадцатый век, ужаснувшись, обнаружил нечто совсем иное. Когда Джон Ульрик Неф в конце Второй мировой войны затронул эту тему, он был куда менее в этом уверен: «Прогресс по большей части освободил современную войну от гневных страстей, которыми сопровождались битвы прежних времен.

За исключением пехоты, убийство стало настолько безличным, что убийца напоминает мальчугана с игрушечным пистолетом или человека, давящего тараканов в своей ванной».