Теория большого надувательства - [6]

Мог бы я спасти мою любимую, вызови я «скорую помощь», и не выглядел ли трусом, когда фактически убежал из её квартиры? Опять и опять я задавал себе этот вопрос и, анализируя, не находил в своих действиях элемента трусости, так как я тогда полностью убедился, что женщина мертва, и ничем помочь я ей был не в силах. В «скорой помощи» она явно не нуждалась. Вызывать же полицию тоже, на мой взгляд, не имело смысла. Ну что бы я им стал рассказывать? Сомнительную историю моего знакомства, в реальность которой даже я теперь верил с трудом? В итоге, не исключено, что они бы разобрались в причине её смерти, определили бы рано или поздно мою непричастность к содеянному, однако я бы попал в мясорубку криминального делопроизводства, и крови бы они мне попортили предостаточно. И это ещё в лучшем случае. Связываться с властями мне абсолютно не хотелось.

После смерти моей возлюбленной что-то сломалось внутри у меня. Я сделался более равнодушным к окружающей действительности, под воздействием смерти во мне окончательно созрело решение, осуществление которого я начал спустя месяц. Месяц же я жил, как на иголках, прислушивался к каждому шороху, старался занять себя работой, ждал, что что-то произойдёт. Может быть, я забыл какую-то свою вещь в той квартире или оставил отпечатки пальцев, или свидетели появились, на каких не рассчитывал, или тот, кто подставил меня, позвонит поздно вечером? Ничего не случилось. Ну, ни на грамм.

Но даже в самолёте, сидя в пассажирском кресле, я не верил, что так безболезненно выскочил из дикой, абсурдной ситуации, пока не запустились двигатели, и алюминиевый гигант не взмыл в небо, взяв курс на запад…

Мы ехали по городу, негр, молча, вёл чёрный сногсшибательный автомобиль, изредка поглядывая на меня, и улыбался, обнажая ослепительно белые здоровые зубы. «Отчего у негров такие великолепные зубы? – подумал я. – Правильное питание является тому причиной, или этот факт обусловлен генетически?» Я ни о чём его не спрашивал, я рассматривал местные достопримечательности, насколько позволял обзор из машины. Навстречу то и дело попадались красные двухэтажные автобусы – омнибусы —, разрисованные разнообразнейшей рекламой. Именно они, эти игрушки для взрослых, создавали чисто английский колорит, представляли собой своеобразную визитную карточку Лондона. Они и чёрные старомодные такси.

По мере продвижения к центру города менялась и архитектура – здесь было больше домов в старинном стиле, хотя не меньше и красивых современных зданий. Количество транспорта также прибавилось, скорость движения упала, мы застревали в пробках, на светофорах. На одном из пешеходных переходов я заметил двух панков – их трудно было не заметить! – , чьи ирокезские гребешки стояли торчком и были выкрашены во все цвета радуги. Они шли по «зебре», о чём-то громко переругиваясь. Я слышал только обрывки фраз. Каждым вторым словом были английские «fuck», «shit» или «arsehole»…

Водитель «аспида» припарковался у внешне совсем непримечательного строения, но, войдя в холл, мы попали в зону новейшего модернистского оснащения и отделки. Полстены прямо передо мной занимала огромная вывеска с названием фирмы – «Drabbаh Electronix». Симпатичные клерки за стойкой, словно сошедшие с телевизионных рекламных роликов, с аккуратными причёсками, в белых рубашках и чёрных галстуках, звонили по телефонам, работали на компьютерах, тихо переговаривались между собой. Нам преградил дорогу охранник из службы безопасности. Негр сказал:

– Проводите мистера Сазоноффа к господину Драббаху. Ему назначено.

– Следуйте за мной.

Не голос, а сплошной металл. По массивным ступеням мы поднялись на второй этаж, долго петляли по коридорам, освещённым мягким люминесцентом, и, наконец, остановились у двери с табличкой «Mit Drabbаh. President». Прежде чем впустить меня за дверь, от которой, как только я прочёл табличку, повеяло недоступностью, элитарностью и надменностью во взгляде, я был наглым образом обыскан стражем порядка на предмет наличия огнестрельного и холодного оружия, чем мне лишний раз напомнили, кто есть я, и кто есть тот, восседающий с обратной стороны двери.

За большим письменным столом из красного дерева в кожаном вращающемся кресле я увидел человека с длинным кривым носом и карими цепкими глазами. Серый двубортный пиджак, серый галстук с золотой заколкой, дорогие часы на руке. Мои потёртые джинсы и туфли совершенно не гармонировали тут. Выглядел он лет на сорок, не старше.

Как только я вошёл, он жестом указал на стул, стоящий перед письменным столом.

– Мистер Сазонофф, – с ходу начал он. – Я знаю, что вы неплохо говорите по-английски, поэтому будем вести разговор именно на этом языке, если не возражаете. К сожалению, по-русски я не знаю ни слова, кроме разве что «водка» и «матрёшка», а приглашать переводчика нежелательно… Не хотите ли сигару?

Я не хотел, но взял. Он закурил свою и поднёс пламя зажигалки к моей. Я затянулся, но так как давно не курил, закашлялся. Мит Драббах продолжал:

– Мне также известно, что 15 августа вы по туристической визе прибыли в Италию, где через несколько дней попытались получить вид на жительство, в чём вам было отказано. А 31 августа из Рима вы связались по телефону со мной, заявив, что у вас имеется очень заманчивое предложение для фирмы «Drabbаh Electronix», но необходим личный контакт.