Теории сознания - [104]
Вот таково я, чем бы оно ни было. В нашем случае может быть так, что я есть ничто помимо мозга, его мыслей и опыта. Чтобы понять это, рассмотрим субъективное я: я как невоспринимаемый воспринимающий субъект – я, которое никогда не воспринимает самое себя. Явным, однако, недооцененным кандидатом на это является мозг: он воспринимает, но сам не воспринимается. Вы, к примеру, ведь никогда не воспринимаете свой мозг. Это отчасти объясняется биологической случайностью расположения ваших органов чувств, но это также объяснимо, если ваш мозг и есть вы сами. Что сейчас выглядывает на данную страницу из ваших глаз? Спорным ответом будет, что это ваш мозг. Таков будет эмпиристский ответ на вопрос "что я такое?". Но это не ответ на вопрос "кто я?". Это разновидность метафизической проблемы индивидуальности.
Также нет необходимости в психическом я как субъективном центре сознания помимо совокупности опыта, подобно тому как нет такой вещи, как ямка в почве помимо ее сторон и дна.
Материя – это материальная субстанция, из которой состоят физические объекты. Все пространственно-временное состоит из материи, а материя имеет атомарное и субатомарное строение. Физики рассказывают нам все больше об этом строении, открывая все меньшие частицы и составляющие частиц, которые уже прямо не представляются как частицы.
Подобно сознанию, материя не существует. Для этого утверждения у меня есть три основания. Во-первых, все, что можно сказать относительно физического мира, может быть сказано в терминах физических объектов или пространственно-временных событий, их структур и отношений между ними. "Материя", следовательно, излишня. Во-вторых, на сторонника материи ложится бремя доказательства, что она вообще существует. В-третьих, эмпирическая недоступность материи и невыразимость ее понятия одновременно получают объяснение от моего взгляда: нет такой вещи, как материя.
В заключение отмечу, что решение проблемы сознания и тела состоит в том, что мышление есть ментальная активность мозга, а опыт есть феноменологическая трансформация физического окружения. Это оставляет нерешенными многие метафизические проблемы, но проблема сознания и тела уже не является одной из них.
ГРЯДУЩАЯ НАУЧНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
послесловие к русскому изданию
В ходе научной революции один набор точных методов для решения проблем сменяется другим. Обычно прежняя научная картина мира выживает как часть или раздел новой. Таким образом ньютоновская механика была заменена Эйнштейновой специальной и общей теорией относительности, а также квантовой механикой. Это не значит, что ньютоновская физика ложна. Это означает, что она лишь приблизительно истинна, или же истинна только для физических объектов среднего размера. В истории идей древневавилонская картина мира вытесняется греко-римской, греко-римская сменяется и поглощается иудео-христианской. Место Птолемея занял Галилей, Ньютона – Эйнштейн, Аристотеля – Дарвин. В каждом случае новый способ объяснения объясняет все то, что объяснял старый, и многое другое, включая и то, почему старый способ мог что-то объяснять. И это одно из оснований того, почему релятивизм в отношении различных научных картин мира ошибочен. Если одна теория объясняет больше, чем другая, включая и то, почему ей это удается, то это более объяснительная теория.
Научная революция происходит тогда, когда существующие методы решения проблем перестают работать. Она происходит тогда, когда осознается, что теперешние методы не могут даже в принципе объяснить изучаемый предмет.
Сейчас при переходе в следующее тысячелетие мы как раз находимся в такой ситуации. Мы неспособны объяснить самих себя, используя существующие научные методы. Неврологический подход недостаточен для объяснения всего опытного и познавательного опыта даже там, где он необходим. Психологическая глубина несводима к физической внешней стороне. Человеческие действия не являются неизбежными и потому они не улавливаются паутиной детерминистского объяснения. Объективная наука не может объяснить ту субъективную точку зрения, которая и делает ее исторически возможной. Временные отрезки – прошлое, настоящее и будущее – несводимы к последовательности физиков: "до", "одновременно с", "после". И боль – нечто больше, нежели стимуляция С-волокон. От нее больно. И цвета – нечто большее, чем световые волны. И я не просто другой. Я являюсь самим собой.
Несмотря на всю их логическую строгость, философия и психология XX столетия были каталогами научных попыток объяснить, что в принципе лежит за пределами достижений науки. В философии логический бихевиоризм и его союзник – витгенштейновский аргумент личного языка, версии теории тождества сознания и мозга, функционализм, разновидности неоматериализма – все это многочисленные попытки вбить квадратные колышки в круглые отверстия. Характерные черты человеческой реальности антитетичны по отношению к свойствам, которые охватывают эти теории. В психологии экспериментальная психология, бихевиоризм, психология развития и когнитивная психология – все это безнадежные попытки сконструировать данную дисциплину в качестве науки. Центральные проблемы философии оказываются на пути любой научной психологии. Психология не является наукой.
Книга будет интересна всем, кто неравнодушен к мнению больших учёных о ценности Знания, о путях его расширения и качествах, необходимых первопроходцам науки. Но в первую очередь она адресована старшей школе для обучения искусству мышления на конкретных примерах. Эти примеры представляют собой адаптированные фрагменты из трудов, писем, дневниковых записей, публицистических статей учёных-классиков и учёных нашего времени, подобранные тематически. Прилагаются Словарь и иллюстрированный Указатель имён, с краткими сведениями о характерном в деятельности и личности всех упоминаемых учёных.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.