Теодор Рузвельт. Политический портрет - [63]

Когда Рузвельт садился в автомобиль, чтобы поехать на митинг в Милуоки (это было 14 октября), из толпы к нему пробился человек. С криком, что не допустит «третьего срока», он выстрелил в Рузвельта. Никто не знал, какую опасность представляет рана с правой стороны груди. (Как потом оказалось, пуля прошла через ткань пальто, пробила футляр для очков, свернутый текст рукописи выступления, раздробила четвертое ребро и остановилась в легком.) Вопреки всем увещеваниям, Рузвельт потребовал отвезти его к собравшимся: «Я произнесу эту речь или умру». Перед безмолвной аудиторией он говорил достаточно связно: «Не знаю, все ли осознали, что в меня стреляли... во мне сейчас пуля... Я хочу, чтобы вы поняли: в этой игре я все равно впереди. Никто не прожил более счастливую жизнь... Мои друзья немного более нервные, чем я... не надо излишне жалеть меня...» В течение часа Рузвельт, отгоняя тех, кто пытался ему помочь, растолковывал, чем его программа лучше программы Вильсона. Сыграло свою роль не это различие, а поведение раненого. Мужество всегда вызывает симпатию. Прекрасные слова: «Жизнь, по большей части, пустые слова, пена и пузыри. Лишь две вещи стоят как скала: сочувствие к беде ближнего и мужество в собственной беде»

В ходе предвыборной кампании образовалась заминка. Выздоравливающий Рузвельт произнес еще одну речь накануне выборов в Мэдисон сквер гарден в присутствии двенадцати тысяч человек. Снова та же энергия, те же слова, тот же пафос оратора и энтузиазм слушателей. Все это, однако, помогло лишь сделать поражение почетным. За победителя ― В. Вильсона проголосовало 6 миллионов 286 тысяч избирателей, за Рузвельта ― 4 миллиона 126 тысяч, за У. Тафта ― 3 миллиона 484 тысячи. Но претендентов было не трое, а четверо. Юджин Дебс сумел получить голоса 300 тысяч избирателей.

Окончились выборы. Полковник Рузвельт, по всей видимости и не ожидавший большего, выглядел довольным человеком. Претендент грациозно распростился со своими сторонниками, предрекая прогрессизму славную будущность и одновременно отходя от него навсегда. Как сказала одна из сподвижниц Рузвельта в данной кампании: «Я хотела бы верить, что он (Рузвельт. ― А. У.) осуществит в случае избрания хотя бы один пункт из своей программы, но я не могу поверить в это». Подобный скептицизм был характерен для всех здравомыслящих людей. Прогрессивные силы США ни на минуту не могли допустить мысли о внезапном «прозрении» экс-президента.

Отставной политик

После бурного 1912 года Рузвельт отходит от активной политической жизни. Один из признаков подведения жизненных итогов ― написание автобиографии; этим он и занялся в начале 1913 года. Другой признак ― примирение с бывшими друзьями; Рузвельт возобновил переписку с сенатором Лоджем.

За Рузвельтом оставался, однако, большой политический долг. Четыре миллиона голосовали за него, и активисты хотели бы сохранить ядро прогрессивной партии. Рузвельт уже решительно не верил в успех дела (за исключением внезапного раскола демократов ― что было невероятно). Поэтому он сознательно охлаждает пыл своих сторонников и, хотя доводит свое руководство до выборов в конгресс в 1914 году, но делает это без обычной для себя воли, силы и организованности. Другу, намекнувшему на возможный успех в 1916 году, он ответил прямо: «Я думал, что вы более квалифицированный политик. Борьба окончена. Мы разбиты. Остается только одно ― вернуться в республиканскую партию». Хорошая иллюстрация беспредельной гибкости принципов и моральной терпимости в отношении себя.

С выборами 1912 года завершается определенный этап в американской истории. В результате раскола республиканской партии пришел конец ее почти полувековому господству на национальной политической арене. После испано-американской войны капитализм в США перешел в стадию империализма. Внутри страны на рубеже веков основные тресты достигли общенациональных размеров, завершилась монополизация промышленности, в сельском хозяйстве наблюдалось массовое разорение мелких фермеров наряду с укреплением крупных хозяйств. Америка прочно заняла первое место в ряду развитых капиталистических стран, превосходя по темпам роста своих основных конкурентов. Во внешней политике США произошел качественный скачок ― от ориентированности на Западное полушарие к развитию европейского и азиатского направлений. Характерной чертой стал глобализм американской внешней политики.

Что касается Рузвельта, то он намеревался учить нацию, но теперь уже не как политический деятель, а как историк. Ему предстояло в 1913 году зачитать послание Американскому историческому обществу в качестве его председателя. Избранная тема ― «История как литература».

Рузвельт верил в эмоциональное, а соответственно, в воспитательное воздействие истории. В его понимании история отнюдь не была аналитичной научной дисциплиной, служащей познанию социума. Сказочность, ритм веков, вдохновение прошлых лет ― вот что считал он важным. Ситуация, когда Рузвельт предстал перед жрецами исторической науки, была в значительной мере парадоксальной.

Перед неутомимыми исследователями подлинности факта, поборниками бесстрастного анализа выступал враг наукообразия, желавший видеть не истину в последней инстанции (как политик он знал, насколько она многогранна), а полет фантазии, впечатляющую силу стиля, поэтическую тонкость.