Теодор Рузвельт. Политический портрет - [19]

Такого человека нашли в Индиане. Его звали генерал Бенджамин Гаррисон. В отсутствие военных действий он практиковал в своей адвокатской конторе в Индианаполисе. Его достоинствами были генеральский чин и незаметная прежде политическая активность: он имел меньше врагов, чем другие претенденты. Оказалось, что в пользу Гаррисона работает история: представляя своего малоизвестного героя зашедшему в тупик разногласий республиканскому конвенту, представитель Индианы напомнил, что прадед Бенджамина Гаррисона подписал Декларацию независимости[2], его дед был первым губернатором Огайо, прославился в битве при Типпеканоэ и в 1840 году избран президентом США. Впервые услышавшие о Гаррисоне делегаты тотчас окрестили отпрыска славной семьи «старым Типпеканоэ».

Группа боссов республиканской партии ― Форейкер, Мэтт, Кэй, Ханна в отчаянии пытались сколотить большинство. Напрасно. Шерман, Грешем, Блейн, Аллисон, Депью и Алджер поделили голоса, не имея шансов консолидировать основные силы конвента. При восьмом голосовании Гаррисон получил необходимую сумму голосов.

Его предвыборная платформа была компиляцией старых принципов республиканской партии. Главный ее пункт ― высокий торговый тариф, защита американской промышленности от заграничной конкуренции. Ничего не говорилось о реальных проблемах и бедах страны; как важнейшая внутренняя мера подавалась отмена налога на спиртное и табак. Для победы над демократом Кливлендом нужно было изобразить последнего наделенным двумя грехами: как поклонника снижения тарифа, следовательно ― Англии (рассчитано на отрицательную реакцию промышленников и жителей ирландского происхождения, традиционно ненавидящих англичан) и сторонника выпуска золотой монеты (рассчитано на бедных фермеров Запада, уже начавших свою отчаянную и бессмысленную борьбу за расширение выпуска серебряных денег). Демагогия, основанная на том, что снижение тарифа лишит рабочих хорошей зарплаты, буквально затопила страну.

Собранные о Гаррисоне сведения передали президенту Кливленду. Отмечалось полное отсутствие чувства юмора, узость кругозора, почти фанатический страх перед новшествами. Гаррисон, узнав о своем выдвижении, сделал невразумительное заявление, из которого было ясно лишь то, что он патриот и принимает номинацию. Республиканская машина буквально вытащила его из индианской безвестности, и эта машина не без основания рассчитывала на его полное понимание запросов власть имущих. В конторах Нью-Йорка, Филадельфии, Чикаго и Бостона с удовлетворением отмечали, что генерал Гаррисон ни в какие реформы не играет. Его вкладом в политический лексикон США было выражение, что «более дешевое пальто (имелся в виду английский импорт. ― Л. У.) означает более дешевого гражданина». Так, на волне высокого тарифа генерал Гаррисон стал «персона грата» у истинных хозяев страны.

Единственным шансом, остававшимся для гораздо менее организованных демократов, было словесное наступление на олигархию. Президент Кливленд ополчился на«тресты», называя ими комбинации промышленников, рассчитанные на монопольное производство одного из товаров с целью поднятия на него цен. Президент утверждал, что такие махинации облегчены высоким таможенным тарифом, гарантирующим от иностранной конкуренции. Идеологи республиканизма отвечали на это, что тресты «являются преимущественно частными предприятиями и никто, включая президента Кливленда, не имеет каких-либо прав вмешиваться в их дела».

На выборах 1888 года произошел предусмотренный конституцией парадокс: за Кливленда проголосовало на 100 тысяч избирателей больше, но по выборщикам победил Гаррисон. Правило, что все выборщики данного штата голосуют вместе с большинством в данном штате, дало Гаррисону ключевой штат ― Нью-Йорк (36 выборщиков). Если бы этот штат отдал все свои голоса Кливленду, то расклад оказался бы иным: 204 у Кливленда против 197 у Гаррисона.

Однако Нью-Йорк, оплот олигархии богатства, пошел за республиканцами, и результаты стали: 233 голоса за Гаррисона, 168 голосов за Кливленда.

Ради победы кошельки миллионеров открылись перед республиканцами со всей щедростью. Неслыханная по тем временам сумма ― 3 миллиона долларов ― была собрана в фонд республиканской партии, из этой суммы 400 тысяч пожертвованы в последнюю неделю борьбы. Доллар стоит в американской демократии немало. Куда шли эти деньги? Босс Дадли, «ответственный» за Запад, 24 октября 1888 года приказал своим приспешникам поделить колеблющихся избирателей на «пятерки» и на каждую такую «пятерку» выделить верного человека с «необходимым фондом для этих пятерых, сделать этого человека ответственным за то, что его избиратели не уйдут от урн и проголосуют за нашего претендента».

Перед урнами для голосования политиканы-республиканцы громко говорили о морали, о продажности ничтожных демократов, равной лишь их глупости, о процветании в будущем, о работе для всех и блокаде дешевого труда эмигрантов, а главное о тарифе, защите американской промышленности и кредо патриотизма. Неорганизованный рабочий класс Америки в основном попадался на эту пропаганду.

Готовясь к уходу со своего поста, президент Кливленд, как и многие президенты до и после него, показал, насколько он силен задним умом. В последнем годичном послании конгрессу в декабре 1888 года он обрушился на «комбинации, монополии и сосредоточие капитала», которые наживались «не только за счет упорного труда и просвещенного предвидения, но и благодаря особому благоволению правительства». Эти монополии «созданы преимущественным образом за счет несправедливых присвоений того, что принадлежит массам народа». Гровер Кливленд вошел в американскую историю еще одним златоустом, показавшим свое понимание бед страны, но способным лишь на сугубо словесное выражение своего сочувствия. Впрочем, он также памятен тем, что вотировал вчетверо больше биллей, чем все президенты за предшествующее столетие.