Тени у порога - [48]

Солнце палило с высоты. Вокруг дрожало марево полуденного безмолвия. Все трое разглядывали переправу.

— Потом обсудим, — сказал Трайнис, задвигавшись и заскрипев каменной крошкой. — Выбора нет. Переходим по-одному.

Никто не пошевелился.

— Есть варианты? — удивился Трайнис.

— Нет, — равнодушно сказал Вадковский. — Идите вперед. Прикрою.

Он положил руку на карман с пистолетом.

Трайнис первым перебрался через каменное месиво, пролез сквозь вздыбленные корни и ступил на ствол. Ствол был очень ровным — суживающаяся вдали колонна с крупной шершавой корой. Лишь несколько больших сучьев торчали на протяжении.

Гинтас осторожно двинулся вперед, с тесаком в опущенной руке. Вадковский и Лядов сидели в траве, поодаль от корней упавшего дерева, и пристально следили за каждым движением Трайниса. Сомнительным было, что человек своим малым весом может что-то нарушить в устойчивости многотонного дерева. Но Камея уже показала, что когда-нибудь происходят любые случайности.

Трайнис медленно удалялся. Казалось, он зачарованно смотрит под ноги. С прочного скального края переход не казался чем-то сложным, а тем более страшным. Но Вадковский после штурма скалы ясно представлял, что чувствует сейчас Трайнис. Ходит ходуном в такт шагам горизонт. Дыхание кажется удивительно громким. Вдруг оказывается, что солнце неимоверно печет затылок и капли пота нестерпимо щекочут спину и щиплют глаза, а твоя тень ползет перед тобой, отвлекая, мешая резким контрастом выбрать место для следующего шага. Малейшее движение воздуха кажется предвестником урагана, могущего сбросить вниз. Безопорная бездна справа и слева ласково убеждает в прелести свободного парения. А самое главное — не веришь ты в надежность такого случайного моста, как упавшее дерево. Вадковский вдруг ясно понял, что он именно не верит. Но почему? На вид дерево лежало прочно. Оба конца ствола метров на десять каждый заходили на твердые скальные участки. «У всех происшествий с нами здесь, на Камее, нет никакой системы — вот чему я не верю. Мы никак не поймем, что здесь происходит. А здесь что-то явно происходит. Причем так явно, что мы за эти сутки чудом не разбились, едва не сгорели. А на скале этой — что было? Флуктуация, нарушающая законы физики раз в миллион лет? Так и вода в стакане может вскипеть сама собой, или солнце пойдет вспять. Кстати, скалу назовем Палец. Или нет... Перст Указующий». Лядов толкнул его локтем. Вадковский поднял голову:

— М-м?

Трайнис стоял на той стороне на стволе, по пояс скрывшись в поверженной кроне, и махал рукой.

— Славка, давай, — мотнул головой Вадковский, продолжая сидеть. — Я и тебя прикрою.

Лядов внимательно посмотрел на Романа, подхватил контейнер и полез сквозь переплетения корневища.

Шел он по стволу медленно. На середине остановился на несколько секунд, повертел головой по сторонам и замер, уставившись вниз. Даже с такого расстояния Вадковский прочитал на его лице изумление.

Роман поднялся.

Лядов покачнулся и двинулся дальше, показалось торопливо. Он шел и глядел исключительно под ноги. Добрался до конца. Трайнис подал ему руку. Они что-то закричали с той стороны, энергично замахав руками. Вадковский поставил пистолет на предохранитель, сунул за пояс и отмахнулся — мол, не мешайте.

Упавшее громадное дерево удобнее стоящей скалы. Особых усилий для преодоления не требует. Выйдя на ствол, Вадковский окунулся в ощущение пустого воздуха. Даже на Указующем он такого не испытывал. Тут не вожмешься в камень всем телом, не вцепишься пальцами в трещины, тут все проще. Две подошвы. Ты, как воин, поднявшийся над бруствером, открыт всем ветрам и опасностям. Вадковский пожал плечами и довольно небрежно двинулся по стволу, стараясь не глядеть вниз. Высота все же была приличная. Краем глаза он заметил, как распахнулся внизу каньон, щедро залитый солнцем, убежал далеко вправо и влево.

На середине Роман не выдержал и остановился.

Это было красиво. Солнце сползло с зенита, но было еще высоко и освещало каньон до самого дна. И правда, речушка сверкала глубоко внизу, петляя среди глыб, лишь изредка разливаясь неподвижным голубоватым стеклом на ширину нескольких метров. А вот на каменных стенах не было следов водной эрозии, совсем. Вадковский хоть и не разбирался в геологии, но сразу это понял. Не эта жалкая речушка пробуравила скальную породу. Роман едва не хлопнул себя по лбу — успел остановить руку — каньон не петлял. Да, он не был вычерчен по линейке — стены его были неровны, но возникало общее ощущение не свойственной природе прямизны. Впрочем, возможно, это особенность Камеи. Какая-нибудь хитрая анизотропия горных пород. Что-то вроде той полосы упорядоченно растущих деревьев. «Опять, — подумал Вадковский, — опять исключительность». А еще он увидел, как в дымке расстояния перспективу каньона перечеркивают под разными углами другие упавшие деревья, которым не повезло и которые не стали мостами, зацепившись верхушкой за противоположный берег. Он насчитал семь. Некоторые лежали переломленные, как трухлявые поленья. И это крепкие бревна в несколько метров в обхвате. Трайнис говорил о пятнадцати. Вадковский осторожно повернулся к другой части каньона. Ага, вот они.