Тени у порога - [21]

— К чему ты ведешь? — спросил Трайнис.

— К мудрости истории. Она не совершенна, но принцип необратимости правилен. Прошлое стремится в будущее, не наоборот. Чтобы существовала цепь преемственности, каждое ее звено должно быть закольцовано само на себя. А как назвать человека, решившего в будущем жить по законам прошлого? Антипрогрессор? Регрессор? Homo ingibitor?

Что-то со стуком упало и покатилось.

Лядов, свесившись с кресла, ловил упавший стакан.

— Слава... э-э... я, собственно, имел ввиду не... — Вадковский покусал губу. — Не тебя конкретно. Я формулирую общий принцип.

Лядов кивнул:

— Ты все правильно говоришь. Нет, правда. Думаешь, я вот так просто решился «бежать»? Долго не мог понять, что меня в той эпохе зацепило. Даже рассматривал вероятность метемпсихоза, переселения душ. Днями не вылезал из книг — словно в пустыне родник нашел. Антураж создавал — предметы, фотографии. Ну, вы видели мою комнату в те дни. Смешно вспоминать. А потом... У вас никогда так не было, чтобы вдруг необходимая информация, знакомства с интересными и нужными людьми — все начинало само идти в руки? У меня так случилось. Тут уж я не стал противиться. Я связался с Университетом, нашел профессиональных консультантов и погрузился в ту эпоху с головой. И вот мы летим. Вадковский воскликнул:

— И хорошо летим.

— А может быть, разворачиваемся да айда назад? — предложил Трайнис. — По-моему, ощущений уже было более чем достаточно.

— Поздно, — по-театральному мрачно произнес Вадковский.

— Надеюсь, ты сейчас шутишь? — холодно осведомился Трайнис.

— Ну еще полчасика! — оживился Вадковский, уставился на Трайниса наивно-восторженным взглядом и часто-часто захлопал ресницами.

— Трепло ты, Рома, — безнадежно сказал Трайнис. — Представляю, какой станет цивилизация под твоим чутким руководством.

— Известно какой, — гордо ответил Вадковский. — Веселой и жизнерадостной.

— То-то Вселенная молчит. Прогрессоры, выходит, до сих пор попадались хмурые и молчаливые.

— Вот мы и летим веселить первую планету.

— Как бы она нас самих не развеселила.

— Уверяю тебя, будет там скукотища на манер стандартного заповедника. Десяток видов примитивных животных и недоразвитые леса.

— Биолог, — презрительно сказал Трайнис. — Недоразвитые леса. В таких лесах опаснее всего недоразвитые прогрессоры. Они обязательно наломают дров.

Лядов терпеливо ждал, когда они закончат перепалку. Достал из-за пазухи тетрадь с серыми пятнами на черной обложке, похожими на въевшуюся плесень, не глядя бросил ее на стол.

— Потом я нашел это. Наверное, это — главная причина. Откопал ее кто-то в архивах, да переслал по моему запросу в Пространстве. Даже не знаю кто.

Угол тетради утонул в нетронутом борще. Вадковский выхватил ее и поднял над столом. На скатерть полетели жирные капли. Лядов смотрел мимо.

— Вы говорите «комплекс вины». Наукообразно, глубокомысленно. А я вижу реального человека. Не человечество — так, наверное, было бы еще сложнее. Нет, пожалуй проще, равнодушнее. Эта тетрадь — личный дневник, XX век. Его писал человек, который должен был жить у нас. Я просто вижу, как он на глайдере догоняет убегающий закат, чтобы дописать стихотворение. А на его место мог бы попасть Роман в качестве прогрессора. Это был парень нашего возраста, поэт Еленский А.Е. Роман, ты говорил о мудрости истории? Ерунда. История не занимается отдельными личностями. Она занимается населением, статистикой, эпохой, революциями, тенденциями. Каждый человек предоставлен самому себе. Как те детдомовцы в камере с уголовниками в финале. Охрана намекнула и блатные начали допытываться, куда ребята спрятали деньги. Я хотел понять человека, написавшего этот дневник.

Лядов поднял лицо к потолку:

— «Когда приходит ночь, я испытываю приступы этой болезни. Тогда я становлюсь не подвластен себе. Я захлопываю дверь без ключа и бегу. Просто бегу. В лес, в тишину, к траве, к ночной воде под звездами. Дали бы мне ракету, и я бы улетел. Куда? Не знаю. Но ничто бы меня не остановило. У меня есть тайна. У меня есть жажда. Жажда жить. Но не здесь. Это так просто — признаться себе, что это время не твое. Тебя здесь нет. Поэтому жажда неутолима. Возвращаюсь утром, прошу у соседа запасной ключ, и долго сижу над чистым листом бумаги, не в силах выразить состояние. Обрывки дивных рифм, ночное одиночество...» Стихов своих он действительно нигде не записывал и не публиковал. Во всяком случае, я ничего не нашел. Но стихи были. В дневнике описаны впечатления тех, кому он их читал. Еще — еже дневная рефлексия и воспоминания. И ничего конкретного, что можно было бы назвать мечтой, хотя действительно его Духовный склад совершенно не соответствовал окружающему. Я думаю, этот человек уже жил в другом, внутреннем времени, не став при этом шизофреником. Никакие реалии окружающей действительности не могли расстроить его камертон. Может быть, ты думаешь, что это был прогрессор-романтик, этакий самородок? Прогрессор типа «фантаст»? Он не вел никакой борьбы ни за себя, ни за других, ни за мир вокруг. И это, Роман, ты называешь мудростью истории? Еленский никому не был нужен, настоящий Еленский. Никто не знал, что у него в душе, даже родственники. Это я открыл его спустя сотни лет. И я понял его, ведь последний год я жил как он. Мне ведь тоже стало тесно. И еще я понял: сотни тысяч людей тоскуют о будущем, сотни тысяч о прошлом. Времени и человечества нет, есть родственные души, разбросанные по циферблату слепой истории. Как соединить их? В XX веке, как и любом другом, численность человечества была не шесть миллиардов, а гораздо больше, и объединялось оно не в конкретной пространственно-временной точке, не по горизонтали, не на Земле. Объединялось оно по вертикали, сквозь время, сквозь все время, которое отведено людям, во всех пространствах, куда рассеялось человечество. Да только жаль, что Еленский ничего не знал обо мне, разве что мог догадываться. Нам было бы о чем поговорить с ним. Чем вы, прогрессоры, помогли бы Еленскому? Или мне? Прогрессорство слишком массированное явление, как и сама история, — что-то вроде опыления посевов. Роман, давай попрогрессорствуй во мне. Считай, что я из прошлого. Узнай свои способности, подскажи, что мне делать. — Лядов осекся. — Извини. Извини, Ромка. Что-то в последнее время меня заносит. Перебрал я старых книг.