Тени старой квартиры - [51]

Шрифт
Интервал

– Зззараза! – прошептал он, но Тома уже вырвалась и в два прыжка оказалась у двери в свою комнату, рванула ее на себя и…

Увидела их. Прямо перед собой. На секунду ей показалось, что это отражение только что происшедшего в закутке рядом с кухней: те же жадные большие руки под юбкой и на груди, те же затуманенные глаза. Хотя нет, разница была: та женщина в юбке не сопротивлялась, не пыталась отцепить от себя чужие пальцы, а напротив – прижимала их к себе. И хоть она тоже не издавала ни звука, было понятно, что это не от страха, а напротив – от боязни испортить себе удовольствие.

«Папа!» – только и подумала Тома. И повернулась обратно, к этому ужасному Мишке, куда угодно, только бы прочь из комнаты, которую всегда считала своим убежищем.

Отец стоял в прихожей и снимал ботинки.

– О, Томочка, ты уже дома? Представляешь, отменили репетицию, вот я и подумал…

– Нет, – покачала она головой.

– Что – нет? – замер он с одной буркой[2] в руках.

– Тебе… – залепетала Тамара, боясь смотреть ему в глаза. – Тебе нельзя домой.

– Сюрприз? – улыбнулся он, но как-то невесело.

– Да, – закачала она головой, как китайский болванчик, не в силах с лету ничего придумать. – Приходи попозже.

– Хорошо, – отец опять сунул ногу в бурку. – Пойду прогуляюсь.

Тома снова кивнула, судорожно сглатывая. Уже уходя, он вновь внимательно ее оглядел:

– С тобой точно все в порядке?

Тома опустила глаза: фартук сидел на ней криво, верхняя пуговка на платье расстегнута.

– Все хорошо, папа. Ты иди.

Он уже переступал порог, а Тома едва успела выдохнуть от облегчения, как дверь их комнаты медленно открылась, и из нее, тихо насвистывая, вышел мужчина.

– Здравствуйте, Алексей Ермолаевич, – сказал, усмехнувшись, папа. А затем тихо прикрыл входную дверь с другой стороны.

Маша

Валерий Алексеевич скончался лет пять назад, сравнительно молодым мужчиной – еще не было шестидесяти. Маша уговорила встретиться его вдову, Аллу Петровну, женщину с мягким, даже по телефону уютным голосом. Жили они на Васильевском острове, в доме, который, по ее словам, «еще совсем недавно выходил окнами прямо на залив».

– Думали, – улыбалась она Маше, придвигая к ней тарелку с домашним печеньем-рогаликами, – так всегда будет. Но за последние лет десять тут еще две «первые линии» у залива отгрохали. Теперь – никакого вида, хоть и девятый этаж.

Маша украдкой оглядывала квартиру – в ней не пахло даже старинным мужским присутствием. Рюшечки на скатерти и занавесках, подушечки на кухонном уголке, календарь с котятами. Это был дом не развеселой, но и не тоскующей вдовы. Алле Петровне, похоже, жилось очень уютно в ее нынешнем статусе.

– Вот, – выложила она перед Машей на стол несколько черно-белых снимков. Некоторые Маша уже, как ей показалось, видела: фото с Нового года – вместе со всей коммунальной компанией, пара фотографий исключительно пироговского семейства, где отец, мать и двое детей были похожи на купцов у Андрея Рябушкина: основательность, довольство собой и миром. Маша продолжала просматривать фотокарточки. Толстенький рыжеватый мальчик из коммунальной квартиры рос, становился полным прыщавым юношей, Лерка превращался в Валеру, потом – в Валерия, а затем, окончательно, в Валерия Алексеевича, гражданина со все более заметными носогубными складками и морщинами между широких бровей.

– Интересный мужчина, правда? – удовлетворенно посмотрела на одну из последних фотографий супруга хозяйка. Маша кивнула. Интересный мужчина – определение весьма смутное, да и вдова явно гордилась тем, что дорогой покойник был таким представительным товарищем.

Однако чем больше Маша вглядывалась в лицо на черно-белых карточках, тем больше чувствовала какую-то неловкость. И склонившаяся над ней округлая физиономия Аллы Петровны эту неловкость только усугубляла. Вот она улыбнулась, блеснув белоснежными, совсем ненатуральными зубами, и неловкость Машина стала почти невыносимой, еще чуть-чуть, и все разрешится, она поймет, что ее так смущает в этой супружеской паре. Но нет, – хозяйка дома метнулась к духовке, вынимать вторую порцию печений, а Маша чуть не застонала с досады.

– Есть еще наши, семейные фотографии, если нужно, – предложила хозяйка, снова заняв место напротив Маши.

– Спасибо, – как можно более вежливо улыбнулась Маша. – Меня интересуют только пятидесятые. Может быть, что-нибудь из истории семьи вашего мужа?

Жена Пирогова-младшего покачала головой, похоже, искренне расстроенная, что не может помочь.

– Знаете, свекровка моя, ну, Галина Егоровна, уж больно была сердитая. И то сказать, жизнь-то ее не пощадила: мужа, Алексея Ермолаича, паралич разбил на шестом десятке, так она за ним еще десять лет ходила. Валера мой сказал – рядом с судном жить не буду. Разменял их квартиру, а они хорошую получили, на Московском, в сталинском доме, трехкомнатную. Так вот, мы почти сразу съехали, нам вот эта досталась, две комнаты, а свекровь со свекром в Гатчину переселились. В хрущевскую распашонку. Зато на свежий воздух, – убежденно кивнула она Маше. Видно, многие годы уговаривала себя в правильности этого обмена. – С Валерой почти не общалась. Мне с внуком единственным не помогала. Сначала потому, что куда от инвалида с Гатчины-то ехать. А потом сама слепнуть начала, ну и… Хлебнула, в общем. Одна вроде радость – единственный сын и образование получил, в люди выбился…


Еще от автора Дарья Дезомбре
Сеть птицелова

Июнь 1812 года. Наполеон переходит Неман, Багратион в спешке отступает. Дивизион неприятельской армии останавливается на постой в имении князей Липецких – Приволье. Вынужденные делить кров с французскими майором и военным хирургом, Липецкие хранят напряженное перемирие. Однако вскоре в Приволье происходит страшное, и Буонапарте тут явно ни при чем. Неизвестный душегуб крадет крепостных девочек, которых спустя время находят задушенными. Идет война, и официальное расследование невозможно, тем не менее юная княжна Липецкая и майор французской армии решают, что понятия христианской морали выше конфликта европейских государей, и начинают собственное расследование.


Призрак Небесного Иерусалима

Мертвецы всплывают в Москве-реке; сидят, прислонившись к древней стене Кутафьей башни; лежат, четвертованные, на скамеечке в Коломенском… Несчастные были убиты жуткими средневековыми способами, а в чем их вина – знает только убийца. Маньяк, ставящий одну за другой кровавые метки в центре столицы, будто выкладывает жуткий пазл.По страшному следу идет пара с Петровки: блатная стажерка, выпускница МГУ, с детства помешанная на маньяках, и опытный сыскарь, окончивший провинциальную школу милиции. Эти двое терпеть не могут друг друга, но идеально друг друга дополняют.


Лотерея

«Верьте мне, сказки про Золушек встречаются, и они всегда связаны с принцами, тут главное – не затянуть сюжета. Однако принцы в наше время понятие относительное, не всегда оправдывающее свою исконную сказочную репутацию.У Ксении в жизни было крайне мало ярких эпизодов…».


Портрет мертвой натурщицы

В Москве при странных обстоятельствах исчезают девушки. Не звезды, не манекенщицы, не дочки банкиров — а продавщицы и уборщицы, непривлекательные, полноватые, с неудавшейся личной жизнью. А потом их обнаруживают в своих квартирах, но уже бездыханными, со следами удушения тонким шнуром. И на теле каждой жертвы эксперты находят старинные эскизы, подписанные по-французски «Ingres». Энгр — имя мэтра французского неоклассицизма. Но как подлинные эскизы к гениальному полотну «Турецкие бани» могли попасть в убогие хрущевки на московских окраинах? Ведь все наброски к великой картине должны находиться на родине знаменитого художника, в музее Энгра в Монтобане! Парижская префектура проверяет и… обнаруживает подмену.


Ошибка Творца

В Москве идет охота на красивых людей: погибают актриса, телеведущий, манекенщик… Они никак не связаны между собой, и следствие скоро заходит в тупик: растворяются в тумане наемные киллеры, невиновные признаются в убийстве, которого не совершали, а настоящий преступник, напротив, выходит из зала суда за «недостатком улик»… Это полный провал. Оперативникам с Петровки Марии Каравай и Андрею Яковлеву такая череда неудач в новинку: они не могут отпустить нераскрытые дела и, пытаясь нащупать «корень всех зол», обнаруживают тонкую нить, уходящую в «лихие 90-е», в те времена, когда жертв еще и на свете-то не было… Давнее преступление, задуманное как благо, оборачивается трагедией, затягивая в свою воронку все больше людей.


Тайна голландских изразцов

Странная кража случается в особняке в Царском Селе под Санкт-Петербургом – неизвестный забирает только 20 изразцов фламандской работы, объединенных одной темой: играющими детьми. Хозяин дома, состоятельный бизнесмен, не на шутку заинтригован и просит оперативника с Петровки Марию Каравай, блестяще зарекомендовавшую себя в делах, связанных с историей и искусством, заняться «частно» этим делом. В это же время в Москве почти одновременно вспыхивают пожары: один – в шикарном отеле «Метрополь», другой – в офисе на Патриарших.


Рекомендуем почитать
Правда опаснее смерти

Игорь Соколовский понял, что обычные законы ему не помогут. Его враг силен и коварен. И он переступает через законы общества, законы морали. И что остается простому оперу Соколовскому, который потерял, кажется, уже все. У него остались только память и любовь. А еще друзья. И с этим оружием он решил идти до конца, чтобы разрубить запутанный узел лжи и предательства. Но как не разорваться на части между двумя женщинами, как бороться со страхом потерять любимую, как защитить близких ему людей и выжить самому? А ведь это так трудно, когда ты сам уже умирал, когда смотрел в глаза мертвым и знал, что они тоже лгут тебе.


Гора Тяньдэншань

«Гора Тяньдэншань» (2016) — уже шестой роман популярного китайского писателя Фань Ипина. Это полицейский детектив с элементами любовной и социальной драмы. Такая многоплановость позволила автору в рамках остросюжетной истории затронуть болевые точки современного Китая — коррупцию и моральное разложение, трудовую миграцию и распространение наркотиков.Впервые на русском языке.


Мост мертвеца

Уволенный из армии майор Джейк Кантрелл думал, что все в жизни у него осталось позади – там, в Афганистане. На войне он потерял друзей, службу и честное имя. Остались лишь маленький домик на берегу озера, собака и завалящая работа в службе безопасности колледжа Сент-Эндрюс. Но все круто изменилось, когда на подвесном мосту через ущелье нашли тело выпускника колледжа с петлей на шее. Шериф заявил, что это самоубийство. Но бывший майор хорошо знает разницу между повесившимся и повешенным…


Игра не на жизнь, а на смерть

Что заставило молодую учительницу одной из питерских школ выброситься из окна школьного спортзала? Что это — обычный суицид, поступок неуравновешенного человека или Анастасия Истомина стала жертвой преступления? И почему в этой же школе месяцем ранее при неясных обстоятельствах погибла девочка — ученица того самого 11-го класса, которым руководила Истомина? Ответить на эти вопросы берется опытный капитан полиции Игорь Крюков. В ходе расследования он встречается с такими проявлениями подлости и предательства, каких не видел в самых сложных прежних расследованиях.


Не дрогнет рука. Роман

В книгу вошел роман «Не дрогнет рука», посвященный теме воспитания молодежи и опасному труду работников милиции. Художник Б. Лавров.


Подставное лицо. Дополнительный прибывает на второй путь. Транспортный вариант. Четыре билета на ночной скорый. Свидетельство Лабрюйера

В настоящий том включены остросюжетные повести, посвященные сложной и благородной работе сотрудников уголовного розыска столичной транспортной милиции. Живущий многоликой напряженной жизнью современный железнодорожный узел и оперативный уполномоченный Денисов — главные герои сборника. «Железнодорожный детектив»— так можно условно определить это довольно редкое направление отечественной детективной литературы. Для широкого круга читателей.


Молчание Апостола

Скандально известный профессор символогии Джон Лонгдейл с трибуны научной конференции во всеуслышание объявил, что намерен поведать всему миру о невероятном открытии, которое способно обрушить устои современного христианства. Однако озвучить сенсацию профессор не успел: в тот же вечер он был жестоко убит. А в тысячах километров от Лондона, на острове Патмос, совершено жуткое массовое убийство паломников: с тел несчастных были срезаны огромные лоскуты кожи. Скотленд-Ярд связывает оба преступления с сэром Артуром МакГрегором, которому профессор назначил встречу незадолго до своей гибели, а также с ассистентом профессора француженкой Эли.