Тени старой квартиры - [50]
– Хорошие вы, Галина Егоровна, щи варите, наваристые, с мясцом. Я таких у нас в деревнях и не пробовал. Картошки б добыть. Без картошки-то опосля войны – хоть в гроб ложись! Хлебные карточки как отменили, так мы хлебушек по списку получали, по одной буханке на семью. Да за той буханкой еще всю ночь на холоде стояли – с вечера! Вот зиму проголодаем, а по весне картоху мороженую в ушанки с дружком ходим-ищем на колхозном поле после перепашки. Лепешки из нее пекли. А потом, как зелень попрет, на поля-то уж больше не-е-ет, не пускают. Значит, пора лопух собирать, лебеду, сныть, крапиву, все, что в рот положить можно. Эх, да что говорить!
– Садись, – говорит Пирогова, – Мишенька. Давай я тебе щец свежих налью. Хлебца отрезать?
И вот, уходя, Тамара видит, как сидит он, довольный, за кухонным столом и уплетает себе за обе щеки. А Пирогова примостилась на табуретке рядом, подперев по-бабьи щеку, и смотрит жалостливо.
Или еще встанет, облокотившись на стенку, напротив их открытой двери, руки в карманах – и глядит, как мама отшивает очередной «частный» заказ.
– О, – говорит, – какая телогрея! У нас-то в деревне после войны все в одних штанцах да рубашонках ходили – рукав так и блестит от соплей, на солнце переливаетси. А как без соплей-то и без цыпок? Рукавиц нету, да и обуви несношенной – до школы пять километров…
А сядет Анатолий Сергеич в закутке рядом с кухней постолярить по своему обыкновению, так тот примостится на корточках рядом:
– А у нас в деревне страшно было в лес зайти – мин боялись. Еще с войны. Так мы ночами церковную ограду бегали разбирать и склепы… Страшно! А что делать-то? Стройматерьял иначе где найти? Да и печи у многих после бомбежек ремонту требуют… А у вас в Ленинграде жируют, что говорить-то!
Похоже, только один человек в квартире его не жалел, не звал за глаза «сиротинушкой» – при живой-то матери! – это Вера Семеновна. Ну и Тома, конечно.
Но все было ничего до того черного дня. Есть, есть такие дни, которые сразу можно помечать в календаре траурным кружочком. Никуда не уйти от них, не деться. Ничего не ладится. С утра Тома схватила двойку за самостоятельную по алгебре. И ладно бы чего-то не знала – а потому, что дала списать! В тот же день умудрилась поставить кляксу прямо на белый манжет с маминой вышивкой, только вчера аккуратно пришитый к отчищенному чайной заваркой школьному платью – обидно было до слез! А возвращаясь из школы, на углу улицы Петра Алексеева увидела знакомую фигуру – Алеша! Сразу стало жарко щекам. Тома закусила губу, поправила шапочку и только собралась его позвать, как заметила, что он не один. Рядом, тоже спиной к Томе, стояла какая-то девушка – одноклассница? Алексей повернулся к ней, и Тома почувствовала, как оборвалось вниз сердце: он снял очки и что-то шепнул незнакомке на ухо, почти дотронувшись до него губами. Тома услышала ее смех и – узнала. «Нет, – зашептала Тома, чтобы не расплакаться. – Нет, нет!» А потом приказала себе: «Уходи!» И пошла вдоль канала, пристально глядя под ноги, будто боялась упасть. Так же, с опущенными глазами, дошла она до дома, поднялась по лестнице, открыла входную дверь, разделась и прошла, как привидение, на кухню. Последний урок труда – швейный у девочек, слесарный у мальчиков – отменили. Ее никто не ждал. После штор для кинокабинета, салфеток и скатертей для столовой взялись вычерчивать выкройку детского платья. Но спасибо маминым урокам: то, что давалось так трудно другим девочкам – вычисления скоса плеча и окружности шеи, – оказалось для Томы детской игрой. Лучше бы учительница не заболела, с тоской думала Тома, с порога отправляясь ставить чайник. Лучше бы она десять платьев сшила, чем встретила Алешу… Тома так увлеклась своими переживаниями, что не почувствовала, не увидела того, кто затаился в кладовке перед кухней. Огромная пятерня схватила ее за коричневый рукав школьного платья.
– Иди сюда, кралечка! – притянул он ее к себе, обдав волной тухлого дыхания. – Иди, словцом перекинемся!
– Отстань, – зашипела Тома, отбиваясь от жадных пальцев, их, казалось, больше, чем нужно по человеческой анатомии, и они одновременно были повсюду – под юбкой, оттягивая резинку чулок, мяли грудь под черным фартуком. Почему она не закричала? – вспоминала Тома после историю этой краткой, но яростной борьбы. Ведь тогда бы все переполошились, и она никогда не увидела бы того, что увидела. Но она молчала, как партизан, и только отцепляла эти руки, жалея, что уже не носит девчоночьих байковых панталон, которые они с одноклассницами подвертывали, чтобы не были видны из-под юбки. Слезы душили ее – да как он смеет! Болван, деревенщина! Я – Амилахвари! – вдруг всплыло в голове любимое мамино. Впервые Тома подняла на него глаза, на секунду ослабив оборону под юбкой: он был похож на пьяного, зенки казались еще меньше и тусклее, чем обычно, над верхней губой, между редкими волосками усиков поблескивали капельки пота. Тома размахнулась со всей силы и ударила по широкой, чуть косоватой монгольской скуле. Он охнул и от неожиданности убрал ладонь с ее груди, схватившись за щеку.
Июнь 1812 года. Наполеон переходит Неман, Багратион в спешке отступает. Дивизион неприятельской армии останавливается на постой в имении князей Липецких – Приволье. Вынужденные делить кров с французскими майором и военным хирургом, Липецкие хранят напряженное перемирие. Однако вскоре в Приволье происходит страшное, и Буонапарте тут явно ни при чем. Неизвестный душегуб крадет крепостных девочек, которых спустя время находят задушенными. Идет война, и официальное расследование невозможно, тем не менее юная княжна Липецкая и майор французской армии решают, что понятия христианской морали выше конфликта европейских государей, и начинают собственное расследование.
Мертвецы всплывают в Москве-реке; сидят, прислонившись к древней стене Кутафьей башни; лежат, четвертованные, на скамеечке в Коломенском… Несчастные были убиты жуткими средневековыми способами, а в чем их вина – знает только убийца. Маньяк, ставящий одну за другой кровавые метки в центре столицы, будто выкладывает жуткий пазл.По страшному следу идет пара с Петровки: блатная стажерка, выпускница МГУ, с детства помешанная на маньяках, и опытный сыскарь, окончивший провинциальную школу милиции. Эти двое терпеть не могут друг друга, но идеально друг друга дополняют.
«Верьте мне, сказки про Золушек встречаются, и они всегда связаны с принцами, тут главное – не затянуть сюжета. Однако принцы в наше время понятие относительное, не всегда оправдывающее свою исконную сказочную репутацию.У Ксении в жизни было крайне мало ярких эпизодов…».
В Москве при странных обстоятельствах исчезают девушки. Не звезды, не манекенщицы, не дочки банкиров — а продавщицы и уборщицы, непривлекательные, полноватые, с неудавшейся личной жизнью. А потом их обнаруживают в своих квартирах, но уже бездыханными, со следами удушения тонким шнуром. И на теле каждой жертвы эксперты находят старинные эскизы, подписанные по-французски «Ingres». Энгр — имя мэтра французского неоклассицизма. Но как подлинные эскизы к гениальному полотну «Турецкие бани» могли попасть в убогие хрущевки на московских окраинах? Ведь все наброски к великой картине должны находиться на родине знаменитого художника, в музее Энгра в Монтобане! Парижская префектура проверяет и… обнаруживает подмену.
В Москве идет охота на красивых людей: погибают актриса, телеведущий, манекенщик… Они никак не связаны между собой, и следствие скоро заходит в тупик: растворяются в тумане наемные киллеры, невиновные признаются в убийстве, которого не совершали, а настоящий преступник, напротив, выходит из зала суда за «недостатком улик»… Это полный провал. Оперативникам с Петровки Марии Каравай и Андрею Яковлеву такая череда неудач в новинку: они не могут отпустить нераскрытые дела и, пытаясь нащупать «корень всех зол», обнаруживают тонкую нить, уходящую в «лихие 90-е», в те времена, когда жертв еще и на свете-то не было… Давнее преступление, задуманное как благо, оборачивается трагедией, затягивая в свою воронку все больше людей.
Странная кража случается в особняке в Царском Селе под Санкт-Петербургом – неизвестный забирает только 20 изразцов фламандской работы, объединенных одной темой: играющими детьми. Хозяин дома, состоятельный бизнесмен, не на шутку заинтригован и просит оперативника с Петровки Марию Каравай, блестяще зарекомендовавшую себя в делах, связанных с историей и искусством, заняться «частно» этим делом. В это же время в Москве почти одновременно вспыхивают пожары: один – в шикарном отеле «Метрополь», другой – в офисе на Патриарших.
Уволенный из армии майор Джейк Кантрелл думал, что все в жизни у него осталось позади – там, в Афганистане. На войне он потерял друзей, службу и честное имя. Остались лишь маленький домик на берегу озера, собака и завалящая работа в службе безопасности колледжа Сент-Эндрюс. Но все круто изменилось, когда на подвесном мосту через ущелье нашли тело выпускника колледжа с петлей на шее. Шериф заявил, что это самоубийство. Но бывший майор хорошо знает разницу между повесившимся и повешенным…
Что заставило молодую учительницу одной из питерских школ выброситься из окна школьного спортзала? Что это — обычный суицид, поступок неуравновешенного человека или Анастасия Истомина стала жертвой преступления? И почему в этой же школе месяцем ранее при неясных обстоятельствах погибла девочка — ученица того самого 11-го класса, которым руководила Истомина? Ответить на эти вопросы берется опытный капитан полиции Игорь Крюков. В ходе расследования он встречается с такими проявлениями подлости и предательства, каких не видел в самых сложных прежних расследованиях.
В книгу вошел роман «Не дрогнет рука», посвященный теме воспитания молодежи и опасному труду работников милиции. Художник Б. Лавров.
В приозерном лесу найден труп неизвестной женщины, которая разбилась, упав с утеса. Похоже, она вела странный образ жизни и никогда не занималась своим здоровьем: ноги не знали обуви, зубы в страшном состоянии, на лице – плохо залеченный след от ожога. Именно по этому следу, когда полиция уже отчаялась установить личность, ее опознала бывшая санитарка интерната для слабоумных. Опознала к собственному ужасу: ведь она была уверена, что покойная и ее сестра-близнец умерли в юном возрасте двадцать лет тому назад… Сара Блэдэль четырежды называлась самым популярным романистом Дании по результатам читательского голосования.
В настоящий том включены остросюжетные повести, посвященные сложной и благородной работе сотрудников уголовного розыска столичной транспортной милиции. Живущий многоликой напряженной жизнью современный железнодорожный узел и оперативный уполномоченный Денисов — главные герои сборника. «Железнодорожный детектив»— так можно условно определить это довольно редкое направление отечественной детективной литературы. Для широкого круга читателей.
Однажды жарким летним вечером трем самым обыкновенным полицейским – Эрику, Аристиду и Виржини – поручают необычное задание: отвезти в аэропорт нелегала, подлежащего экстрадиции. В замкнутом пространстве машины висит тяжелая атмосфера. Виржини и Аристид – две стороны несвоевременного любовного треугольника. А Эрик просто устал от службы и неотвязного запаха смерти.Все становится только хуже, когда Виржини из любопытства вскрывает служебный конверт, содержащий информацию о заключенном. Полицейские узнают, что для их пассажира возвращение домой означает смерть.
Скандально известный профессор символогии Джон Лонгдейл с трибуны научной конференции во всеуслышание объявил, что намерен поведать всему миру о невероятном открытии, которое способно обрушить устои современного христианства. Однако озвучить сенсацию профессор не успел: в тот же вечер он был жестоко убит. А в тысячах километров от Лондона, на острове Патмос, совершено жуткое массовое убийство паломников: с тел несчастных были срезаны огромные лоскуты кожи. Скотленд-Ярд связывает оба преступления с сэром Артуром МакГрегором, которому профессор назначил встречу незадолго до своей гибели, а также с ассистентом профессора француженкой Эли.