Тени старой квартиры - [29]
Маша слушала, задумчиво глядя в окно.
– Вы хоть догадываетесь, что я вам тут откопал? – Игорь отложил папку в сторону.
Ксюша молчала, а Маша кивнула:
– Да. Похоже, мы впервые нащупали тайну, ради которой можно убить.
Колька. 1959 г.
– Отвори!Нечего копаться,Ну-ка, быстро, мелкота,Разбегайся кто куда!Я пришел купаться!Баня, Галина Лебедева, 1960 г.
Сегодня – банный день. В баню у нас в квартире ходят все, кроме Аллочки, она совсем маленькая, ее моют в ванне. Мы с братом берем таз, свой веник и смену чистого, готовим 34 копейки на двоих и отправляемся стоять в очереди. Мы – самые молодые в квартире – занимаем сразу на всех. Когда подходит следующий и спрашивает: «Кто последний?» – рапортуем: «Мы двое и с нами еще девять человек. Пятеро в женское, четверо в мужское». Рядом стоит Витька – он тоже занял на всю свою коммуналку. Очередь часа на два еще, ближе к заветной двери успеем добежать до дому, крикнуть своим со двора: пора! А пока – Лешка читает стоя книгу на своем английском, а мы с Витькой болтаем о том о сем. Я хвастаюсь, что меня подстригли на Рубинштейна – в парикмахерской. Обычно снимали все «под нуль», а в этот раз брат водил – усмехнулся, говорит: давайте с челочкой. Других-то стрижек все равно нет.
– Машинкой стригли? – завистливо вздыхает Витька – его-то мать сама бреет папкиной опасной бритвой. Иногда до крови доходит. Случайно – Витька сильно брыкается. У него с этой бритвой плохие отношения. Папка его точит бритву о ремень. А потом тем ремнем лупит – за любую провинность.
– Да. Затылку холодно было. А так – приятно, – говорю я и снимаю ушанку, чтобы продемонстрировать прическу.
– Лысый, сходи пописай! – беззлобно дразнится Витька, но я не обижаюсь: какой же я в этот раз лысый-то? А чубчик? – Ну что, в лямочку?
Я вопросительно смотрю на брата – он кивает. Мы отходим на пару шагов от переминающихся в очереди граждан. Лямочка – игра не зимняя, но Витька без своей лямочки – обернутой в носовой платок плоской свинцовой битки – из дома не выходит. Суть в том, чтобы подбросить лямочку и поддавать ногой, не давая упасть – кто сколько сможет. Я однажды добрался до двадцати. А Витька – вообще ас. Я смотрю, как лямочка взлетает в воздух, считаю – один, два, три. Витька это делает так легко – загляденье! Да еще и болтает при этом.
– Я тут (четыре, пять) чужую тетку какую-то видал в вашей комнате в среду (шесть, семь).
– Какую тетку? – Не особенно вникая, слежу я за взлетающей лямочкой и одновременно вытираю колючей варежкой текущую из носа каплю. – Мама в среду дежурит на своей электростанции.
– Так это и не она была. Сидела перед зеркалом (двенадцать, тринадцать), такая – с губами.
Я хмурюсь:
– Уверен, что это наша комната?
– Так с чердака другой и не видно. – Пам! Лямочка падает в снег, и Витька, расстроенно мотнув головой, поднимает ее, отряхивает и передает мне. – Красивая. Глаза – во! И рот в помаде.
Я верчу в руках лямку:
– Брешешь. Кто к нам в комнату может зайти, чтобы никто не заметил? Ксения Лазаревна-то всегда дома.
– Вот те крест! Честное пионерское!
Я замечаю, что Леша оторвался от книги, улыбается краем рта, потом оглядывает оставшуюся впереди очередь – пора вызывать остальных. Мы несемся к трамвайной остановке: Витька, не будь дураком, привязывает к валенкам «снегурочки», подмигивает мне и цепляется крюком к остановившемуся на светофоре грузовику. Тут и трамвай подходит. Я заскакиваю на колбасу. Обидно – ясно ведь, что Витька прикатит раньше меня. Подъехав к дому, первым делом гляжу на чердак напротив – Витька прав, оттуда наша комната видна как на ладони – сам смотрел. Бегу по лестнице и звоню много раз – это значит, побудка, выходите все.
– Баня! Очередь! – задыхаясь, говорю я выбежавшему в одних штанах Пирогову и тете Лали, которая сталкивается с ним в коридоре – бигуди на голове.
Дядя Леша хватает ее за талию:
– Успокойтесь, Лали Звиадовна, это у нас так принято: бери шайку, бери веник, собирайся на омовенье! – фальшиво поет он на мотив пионерской речевки: «Бери ложку, бери хлеб, собирайся на обед!»
Тетя Лали наконец высвобождается, поправляет на груди халат:
– Простите, я и правда испугалась – думала, военная тревога.
– Быстрее! – напоминаю я им, потому что они, похоже, собрались играть в гляделки. И оба скрываются в своих комнатах, а из кухни выходит Леночка и улыбается мне своей странной улыбкой: вроде лыбится, а все равно – неприятно.
– Слушай, – вдруг вспоминаю я. – Ты не видела, в среду к нам в комнату не заходила чужая женщина?
Она на секунду задумывается, дергает острым носиком, будто вдыхает воздух, вспоминая. И наконец кивает.
– Не заходила, – говорит она. – Выходила. Я ее видела. Быстро надела платок и вышла.
– Она надела мамин платок? – переспрашиваю я, а Леночка кивает и смотрит на меня, не моргая. – Не могла она только выходить, – возражаю я. – Не привидение же она!
Леночка опять делает вид, что что-то припоминает, а потом кивает:
– Нет, эта – не привидение.
– Привидений не бывает, – снисходительно объясняю ей я.
– Бывает, – заявляет она, прикрывая прозрачные веки. – Я сама видела.
– Ага, конечно! Прямо в нашей квартире. – Что с ней, мелюзгой, разговаривать-то! Нарассказывают себе в садике страшилок про черную-черную руку и про дистрофика, вот и…
Июнь 1812 года. Наполеон переходит Неман, Багратион в спешке отступает. Дивизион неприятельской армии останавливается на постой в имении князей Липецких – Приволье. Вынужденные делить кров с французскими майором и военным хирургом, Липецкие хранят напряженное перемирие. Однако вскоре в Приволье происходит страшное, и Буонапарте тут явно ни при чем. Неизвестный душегуб крадет крепостных девочек, которых спустя время находят задушенными. Идет война, и официальное расследование невозможно, тем не менее юная княжна Липецкая и майор французской армии решают, что понятия христианской морали выше конфликта европейских государей, и начинают собственное расследование.
Мертвецы всплывают в Москве-реке; сидят, прислонившись к древней стене Кутафьей башни; лежат, четвертованные, на скамеечке в Коломенском… Несчастные были убиты жуткими средневековыми способами, а в чем их вина – знает только убийца. Маньяк, ставящий одну за другой кровавые метки в центре столицы, будто выкладывает жуткий пазл.По страшному следу идет пара с Петровки: блатная стажерка, выпускница МГУ, с детства помешанная на маньяках, и опытный сыскарь, окончивший провинциальную школу милиции. Эти двое терпеть не могут друг друга, но идеально друг друга дополняют.
«Верьте мне, сказки про Золушек встречаются, и они всегда связаны с принцами, тут главное – не затянуть сюжета. Однако принцы в наше время понятие относительное, не всегда оправдывающее свою исконную сказочную репутацию.У Ксении в жизни было крайне мало ярких эпизодов…».
В Москве при странных обстоятельствах исчезают девушки. Не звезды, не манекенщицы, не дочки банкиров — а продавщицы и уборщицы, непривлекательные, полноватые, с неудавшейся личной жизнью. А потом их обнаруживают в своих квартирах, но уже бездыханными, со следами удушения тонким шнуром. И на теле каждой жертвы эксперты находят старинные эскизы, подписанные по-французски «Ingres». Энгр — имя мэтра французского неоклассицизма. Но как подлинные эскизы к гениальному полотну «Турецкие бани» могли попасть в убогие хрущевки на московских окраинах? Ведь все наброски к великой картине должны находиться на родине знаменитого художника, в музее Энгра в Монтобане! Парижская префектура проверяет и… обнаруживает подмену.
В Москве идет охота на красивых людей: погибают актриса, телеведущий, манекенщик… Они никак не связаны между собой, и следствие скоро заходит в тупик: растворяются в тумане наемные киллеры, невиновные признаются в убийстве, которого не совершали, а настоящий преступник, напротив, выходит из зала суда за «недостатком улик»… Это полный провал. Оперативникам с Петровки Марии Каравай и Андрею Яковлеву такая череда неудач в новинку: они не могут отпустить нераскрытые дела и, пытаясь нащупать «корень всех зол», обнаруживают тонкую нить, уходящую в «лихие 90-е», в те времена, когда жертв еще и на свете-то не было… Давнее преступление, задуманное как благо, оборачивается трагедией, затягивая в свою воронку все больше людей.
Странная кража случается в особняке в Царском Селе под Санкт-Петербургом – неизвестный забирает только 20 изразцов фламандской работы, объединенных одной темой: играющими детьми. Хозяин дома, состоятельный бизнесмен, не на шутку заинтригован и просит оперативника с Петровки Марию Каравай, блестяще зарекомендовавшую себя в делах, связанных с историей и искусством, заняться «частно» этим делом. В это же время в Москве почти одновременно вспыхивают пожары: один – в шикарном отеле «Метрополь», другой – в офисе на Патриарших.
В городе появился кровожадный маньяк, который охотится за молодыми красивыми девушками. Кому могут доверить такое ответственное расследование? Конечно же, Логиновой Валерии Сергеевне, следователю по особо важным делам Главного управления внутренних дел. В её жизни сейчас не лучший период. Она никак не может разобраться в своих чувствах и отношениях. Но, решая свои проблемы, не стоит забывать об опасности, иначе под угрозой может оказаться собственная жизнь… Фото автора Karl Starkey: Pexels.
Книга посвящена работникам ленинградской милиции, которые расследуют опасные уголовные преступления. Авторы книги — журналист и полковник милиции — взяли за основу подлинные криминальные истории, происшедшие в Ленинграде несколько лет тому назад, и увлекательно рассказали о том, как была вскрыта организованная преступная группа в одной из промышленных отраслей города, как вычислили кустарей, занимавшихся преступным промыслом, каким образом был уличен бывший юрист в ложной доносе, как были раскрыты два убийства, как удалось изобличить шантажистов.
Новостные каналы получают ссылку на сайт «Суд Народа». На прямой трансляции прикованный к стулу педофил. Через 72 часа народное голосование решит его участь. Чиновники требуют прекратить беспредел, ведь право на суд есть только у власти. В ходе расследования Елена Петелина выясняет, что накануне педофил похитил девочку. Только он знает, где она находится. Время на таймере неумолимо тает. Люди ждут справедливого возмездия. Но если педофила казнят, похищенная девочка не выживет.
Забавная детская игрушка на месте убийства. Выведет ли она на след убийцы? Прочитайте и узнаете.
Два убийства, схожих до мелочей. Одно совершено в Москве в 2005 году, другое — в Санкт-Петербурге в 1879-ом. Первое окружено ореолом мистики, о втором есть два взаимоисключающих письменных свидетельства: записки начальника петербургской сыскной полиции, легендарного И. Д. Путилина и повесть «Заговор литераторов» известного историка и богослова. Расследование требует погружения, с одной стороны, в тайны мистических учений, а с другой, в не менее захватывающие династические тайны Российской империи. Сможет ли разобраться во всем этом оперуполномоченный МУРа майор Северин? Сможет ли он переиграть своих противников — всемогущего олигарха и знаменитого мага, ясновидца и воскресителя? Так ли уж похожи эти два убийства? И что такое — древо жизни?
Карьера нью-йоркского детектива Саймона Зиля и его бывшего напарника капитана Деклана Малвани пошла в абсолютно разных направлениях после трагической гибели невесты Зиля во время крушения парохода «Генерал Слокам» в 1904 году.Хотя обоих мужчин ждало большое будущее, но Зиль переехал в Добсон — маленький городок к северу от Нью-Йорка — чтобы забыть о трагедии, а Малвани закопал себя ещё глубже — согласился возглавить участок в самом бандитском районе города.В распоряжении Малвани находится множество детективов и неограниченные ресурсы, но когда происходит очередное преступление при загадочных обстоятельствах, Деклан начинает искать того, кому может полностью доверять.На сцене Бродвея найдена хористка, одетая в наряд ведущей примы.
Скандально известный профессор символогии Джон Лонгдейл с трибуны научной конференции во всеуслышание объявил, что намерен поведать всему миру о невероятном открытии, которое способно обрушить устои современного христианства. Однако озвучить сенсацию профессор не успел: в тот же вечер он был жестоко убит. А в тысячах километров от Лондона, на острове Патмос, совершено жуткое массовое убийство паломников: с тел несчастных были срезаны огромные лоскуты кожи. Скотленд-Ярд связывает оба преступления с сэром Артуром МакГрегором, которому профессор назначил встречу незадолго до своей гибели, а также с ассистентом профессора француженкой Эли.