Теперь предстояло самое трудное: каким-то образом просунуть острие кирки между рычагом и люком. Сколько времени провозился он с этим, одним богам известно, но после множества попыток это удалось.
— Спасибо, Солнцеликий, — вознес киммериец хвалу Митре и, подтянувшись на руках, достал до люка.
Сделано! Конан связал концы ремней, так что получилось некое подобие подвесного сиденья.
Теперь можно было вылезти из воды. Он устроился поудобнее в своем плетеном гнезде. Поначалу варвару было даже как-то странно ощущать воздух, охвативший его тело после многочасового пребывания в воде. Он задумался, что делать дальше. Вдруг киммериец почувствовал волчий голод. Немудрено: ведь он не ел с утра, а сейчас, наверное, уже и ночь на исходе. «Придется снова поплавать, Нергал мне в жабры!» — мысленно выругался Конан.
Снова он погрузился в глубину знакомых уже вод. Окорок и лепешки так и лежали на дне, прикрытые глиняной миской. Лепешки, правда, размокли и превратились в тесто, но окорок был в полном порядке. Киммериец опять устроился в своем гнезде и впился зубами в аппетитное копченое мясо. Обглодав кости, он вспомнил о вине:
— Кром! Там же должно было остаться не меньше полкувшина!
Варвар снова нырнул, лихорадочно вспоминая, заткнул ли горлышко пробкой, — ведь если нет, вино пропало безвозвратно. Ему повезло: кувшин стоял на прежнем месте в углублении стены, и даже низвергшийся сюда поток не перевернул и не разбил сосуда.
Вернувшись наверх, киммериец собрался было насладиться вином, но вспомнил о мече. «Совсем спятил! — выругал себя Конан. — Хорош бы я был, вылези наверх безоружным!» Пришлось нырять еще и еще, пока он наконец не устроился окончательно и принялся ждать, небольшими глотками попивая вино. Оно все-таки оказалось хоть чуть-чуть, но разбавленным — видимо, он недостаточно крепко воткнул затычку; однако пить можно. «Все же дела не так плохи, — размышлял варвар, покачиваясь на своих качелях, — значит, боги не отвернулись от меня, а это хороший знак. Знать бы еще, что сейчас наверху? Может быть, уже и утро подходит?»
* * *
Ждать пришлось долго, а может, Конану просто показалось, что прошло много времени, пока его чуткое ухо уловило наверху неотчетливые звуки. Видимо, кто-то — скорее всего, Дархун — шел по двору. Так и есть! Шаги стали громче, вот уже его туфли стучат по полу чуть ли не над самой головой. «Идет небось, надеясь получить еще один большой синий камень! — засмеялся киммериец. — А я тебе приготовил подарочек получше, червь вонючий!»
Шаги наверху раздавались то слева, то справа, то позади: видимо, Дархун занимался своими делами, что-то брал, переставлял, ронял на пол. «Когда же ты, подлец, займешься мною?» Варвар уже начинал терять терпение, но делать нечего — приходилось висеть и ждать.
Наконец послышался скрежет металла, и Конан почувствовал, как двинулись тяжелые створки. Из раскрывшейся щели брызнул поток света — глаза киммерийца, отвыкшие от солнца, невольно зажмурились. Створка опускалась все ниже и ниже, вот уже щель стала достаточной, чтобы просунуть руку. Сгорающему от нетерпения варвару мгновения эти казались вечностью. Еще шире, еще…
Конан изогнул тело дугой и выбросил ноги вперед — к противоположной створке. Зацепившись ногами за край доски, он сжался в комок, стремительно подтянул тело к коленям и распрямился, проскользнув наружу. Перевернувшись с ловкостью кошки, он встал на четвереньки и взглянул перед собой. Дархун стоял спиной к люку подле открытого сундука и крутил находящуюся внутри рукоятку, которая соединялась со стержнями, двигавшими створки. Ход рычагов, по-видимому был тяжелым, и поглощенный своим делом Дархун не слышал, как за спиной, словно демон из чрева земли, восстал киммериец.
Варвар выпрямился и громко, во всю силу легких, гаркнул:
— С добрым утром, ублюдок!
От неожиданности тот вздрогнул, а повернувшись, застыл как изваяние. Вид голого — а каким же еще может быть человек, проведший целую ночь в воде? — киммерийца с мечом в одной и кинжалом в другой руке вызвал у бедняги состояние подобное тому, что чувствует мышь перед раскрытой пастью змеи.
— Па… га… ба… да… — Только эти звуки и мог произнести затрясшийся всем телом Дархун. Волосы на голове и пегая бороденка встали дыбом, словно шерсть у испуганного кота.
— Что у нас на завтрак? — осведомился варвар, как будто дело происходило в таверне или на постоялом дворе.
От такого вопроса Дархун задрожал еще сильнее, в голове у него помутилось, и он медленно осел рядом со своим сундуком.
— Экий ты хлипкий, — радостно захохотал киммериец. — Что, язык отшибло? — встряхнув хорошенько своего мучителя, спросил он.
— Не убивай! — взмолился очнувшийся Дархун. — Я все тебе отдам, все, что запросишь, только пощади!
— А ты меня пощадил? — грозно спросил варвар. — Ты обманул меня, пегий ублюдок, заманил сюда! Где это отродье шакала?
— К-к-какое?
— Такое! Где Герат, твой подельник?
— Он ско-ско-скоро при-придет.
— Ладно, — махнул рукой киммериец, — иди пока поплавай, ублюдок пегий!
С этими словами он схватил Дархуна за шиворот, как нашкодившего кота, и бросил в отверстие люка.
