Тени надежд - [110]

– При смерти, – ответил младший стратег.

– Что?! Как это случилось?

– Он не ранен. Удар хватил. Несколько дней уже лежит, как бревно.

– Пошли к нему, подробности по дороге расскажешь.

Они вышли из шатра.

– Зачем ты приехал? Что случилось, – спросил Леосфен.

– Очень важные события произошли, там расскажу, в его палатке.

– Может не стоит? Бедняга совсем плох.

– Я должен его увидеть. Что говорят врачи?

– Говорят, что не жилец. Послать за Линкестийцем?

– Пока не надо.

Когда стратеги вошли в палатку, верный раб Харидема, фракиец Галавр, менял ему простыню. Сам верховный еле-еле мог пошевелить левой рукой. Вся правая половина тела отнялась. Он был в сознании.

Ликург поморщился: в нос ударил резкий запах мочи.

– Харидем, – позвал стратег, – ты слышишь меня?

Вздрогнули веки.

– Можешь говорить?

Молчание.

– Не может он, – сказал Леосфен, – паралич разбил.

Ликург вздохнул.

– Как это все не вовремя...

– Что случилось-то?

Ликург покосился на раба. Леосфен, заметив его взгляд, бросил:

– Говори, не бойся, этот пес верен своему хозяину, как никто другой. Все, что ты хотел сказать Харидему, вполне можно говорить при нем.

Ликург прокашлялся.

– Ветром продуло в море... Ладно, к делу. У нас возникли трудности с Эпиром.

– Какие?

– Стало известно, что Молосс решил завоевать для своего сына престол Македонии. С ним много македонских недобитков и в поход они выступят со дня на день.

Леосфен присвистнул.

– И что?

– Как что? С ним не меньше пятнадцати тысяч воинов. Там Полисперхонт, Кратер. Стоит им появиться в Македонии, восстание против нашего подопечного вспыхнет, как лесной пожар. Не для того мы его на трон сажали, чтобы он оттуда слетел от первого же тычка. Линкестиец слаб, но именно такой он нам и нужен. Если страну захватит Молосс, да еще с непримиримым Кратером в подручных... Тебе не рассказывали, как этот ублюдок дрался в Фермопилах?

– Если это произойдет, – возразил Леосфен, – Молоссу достанется выжженная земля и сотня голодных нищих козопасов в качестве подданных. Чего нам опасаться?

– А того, что Филипп тоже стал царем нищих козопасов.

– Они не скоро поднимутся.

– Возможно, но это рано или поздно произойдет. И весьма возможно, еще на нашем с тобой веку. Граждане афинские не горят желанием опять воевать с македонской заразой и не станут бездеятельно наблюдать, как она возрождается из пепла.

Леосфен нахмурился.

– Я знаю, к чему ты ведешь. Пусть Линкестиец идет и защищает свой трон, так?

– Да.

– Если он уйдет, Севт выбьет меня отсюда одной левой.

– Севт?

– Ты не знал? Он явился на днях с войском и объявил о своих притязаниях на Амфиполь.

Ликург выругался и сплюнул.

– Только этого не хватало. Впрочем, наши планы не слишком меняются. Демосфен настаивает, что твоему войску, Леосфен, следует присоединиться к Линкестийцу.

– Демосфен стал что-то понимать в военном искусстве?

– Да тут и понимать нечего. Если оставить Линкестийца один на один с Молоссом, половина его воинов немедленно перебежит к противнику.

– К эпиротам?

– Они перебегут к Кратеру! – повысил голос Ликург, – неужели не понятно?

Леосфен некоторое время обдумывал слова Ликурга, потом сказал:

– Молосс пойдет через Тимфею?

– Нет. Он хитер. Его пропустят иллирийцы. Пройдет к северу от Лихнида и обрушится прямиком на Линкестиду.

– Откуда известно?

– Есть верные люди. Нашептали.

Леосфен поскреб бороду.

– Который раз мы ни с чем уходим из-под Амфиполя? Теперь вот дарим Севту.

– Пусть забирает, – ответил Ликург, – мы потом с ним разберемся. Нам ли бояться фракийцев?

– Ну, – протянул Леосфен, – Котис нас успешно колотил.

– Руками Харидема, – напомнил Ликург и посмотрел на больного.

Лицо того не выражало никаких эмоций, лишь веки время от времени вздрагивали.

– Македоняне совсем ненадежны. Мои люди устали, – сказал Леосфен, – всю зиму и весну мы тут гнили в грязи.

– Больных и раненых отправим домой.

– Не только в ранах дело. Осада неудачна, большие потери. Люди ропщут. Боеспособна едва половина. Совсем павших духом тоже лучше отправить домой. Они уже не воины.

– Демосфен и Гиперид ведут переговоры с Олинфом и Меноном-фессалийцем. Войсками нам помогут, снабдят провизией. Все будет.

Леосфен помолчал.

– Проклятье, Ликург! Ты землю выбиваешь из-под ног!

– Не переживай. Даже великий Ификрат не смог взять этот город. Крепок для нас этот орешек оказался. Лучшие стратеги десятилетиями пытаются его расколоть, а все впустую.

– Интересно, если лучшие стратеги не смогли, то каким стратегом считать Филиппа? Величайшим?

– Не бери в голову. За неудачу тебе не грозит преследование. Не ты был верховным командующим. Демосфен держит толпу на Пниксе в руках. Сейчас нам никакие эсхины не мешают.

– А Фокион?

– Фокион копается в своем огороде.

– Неужели ни разу не выступил против?

– Ну почему, выступал несколько раз. Заявил, дескать, плохо ли, когда граждане умирают на родине в своих постелях? К чему все эти войны на чужбине?

Леосфен фыркнул.

– Высшая слава – это погребение в Керамике и надгробная речь. Фокион превратит Афины в болото, где лягушки квакают. Надеюсь, его не послушали.

– Демосфен еще не растерял своего искусства. А за всяких фракийцев не переживай. Мы, Леосфен, еще разберемся с ними, со всеми. И с Севтом и с Молоссом. Мы в шаге от гегемонии в Элладе, надо хватать удачу за хвост, а то улизнет. Македоняне сделали за нас всю грязную работу. Фивы разрушены, и земля на их месте посыпана солью. Спарта – давно уже дряхлый старик с кучей болезней. Даже подталкивать не надо, скоро сам упадет. Периклов Золотой Век не вернется от тупого сидения на заднице, как предлагает Фокион.