Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом - [63]

- О! - довольно хмыкнул пьяница. Но Кейн и не думал сдаваться. Воспользовавшись тем, что нерадивые охотники за наградой немного расслабились, Кейн, не сказав ни слова, зарядил кулаком в челюсть тому, который держал лом. Тот свалился на месте. Его лом теперь оказался в руках Кейна. Не медля ни секунды, он угостил им тех, что замахнулись на него ножами. Два молниеносных взмаха ломом, и двое охотников разлетелись в разные стороны. Тот, что был полнее остальных, снес лавку травника, приземлившись на нее. Другой прочертил носом снег. На все у Кейна ушло не более двух секунд, и все таки он был уже не так быстр, как тридцать лет назад. Один еще остался на ногах, и он воткнул серп Кейну в спину. К счастью, удар был не силен, и серп вошел не глубоко. Разъяренный от боли Кейн, схватил подлого пьяницу за голову своей огромной лапищей, поднял над землей и, взревев как медведь, швырнул его как тряпичную куклу туда, где лежал его собутыльник.

Откуда-то слева раздались резкие голоса, обремененные властью, и краем глаза Кейн увидел, что к месту происшествия уже спешат двое солдат в черных плащах. «Дурак! Старый дурак!» - подумал про себя Кейн - «Должен был догадаться, что колдыри приволокут с собой полицию!»

Не успел Кейн выпустить пар из легких, как снова пришлось скрываться. Драться с полицейскими Кейн больше не хотел. У него под ногами валялся наградный лист. Схватив его, Кейн пустился бежать. До смерти перепуганный хозяин табачной лавки, набравшийся смелости высунуть из-под прилавка нос, вновь скрылся под ней, когда мимо пронеслись двое полицейских с арбалетами наперевес и мечами за поясом.

Долго бежать Кейн не мог. Только он успел скрыться из виду полицейских, как вдруг в районе его сердца разорвалась гномья бомба. Десятилетия  курения не пошли на пользу организму Кейна, пусть даже нечеловечески крепкому и выносливому. Скрутило его не на шутку. Сердце, вспыхнув как факел, превратилось в черную дыру, которая стала засасывать все остальные внутренности. Руки и ноги перестали слушаться, дышать стало тяжело, к горлу подступила тошнота. Стук сердца зазвенел у Кейна в ушах подобно бою орочьих барабанов. Звенело так, что он ничего вокруг больше не слышал. Припав к стене, Кейн еле-еле добрался до ближайшего переулка, где была тень и шанс переждать приступ. Через минуту вспыхнули и легкие. Упав на колени, Кейн зашелся неистовым кашлем. Оторвав руку ото рта, он увидел на ней кровь. Очень плохой знак.

Спустя долгое время, кажется, целую вечность, сердце стало понемногу успокаиваться. И тут Кейн обнаружил, что между левой лопаткой и позвоночником все еще торчит серп. Твердой рукой Кейн вытащил серп из спины и выбросил прочь. Извлекать из своего тела острые предметы ему приходилось не раз. Рука все еще сжимала объявление о розыске. Кейн развернул смятую бумагу и пригляделся. Когда глаза зациклились на награде, он чуть не поперхнулся. За его с Йорвином головы государство сулило по СТО ПЯТДЕСЯТ тиллиев. И ВДВОЕ БОЛЬШЕ за голову морферима. Со злобой разорвав бумагу, Кейн с трудом поднялся, и все так же держась за стену, осторожно побрел домой, глядя по сторонам и прислушиваясь к каждому звуку города, ставшего для него враждебным.

Металл подчинялся. Прошли десятилетия с тех пор, когда Йорвин в последний раз брался за молот, но его навыки просыпались стремительно, стирая пробел минувших лет. Каждый новый удар молотом по заготовке был увереннее и точнее, чем предыдущий. Спустя немного времени Йорвин позабыл, что молот не есть продолжение его руки. У Селиверста была первоклассная сталь. Раскаленная до оранжевого цвета, с каждым ударом молота, сопровождающимся снопом искр, она приближалась к тому виду, какой Йорвин задумал. А он мечтал воссоздать оружие Юрки таким, каким был его каменный прототип, единственно с поправками на толщину лезвия и наличием гарды. У Йорвина была безупречная память. В его голове стояло изображение клинка Юрки с изогнутым широким лезвием, каким-то нелепым декоративным подобием зазубрин на вогнутой стороне клинка и даже родовая метка дома Ояярви - иерглиф на древнем языке морферимов, по форме напоминавший рыбу, обвитую змеей.

Йорвин работал весь день без перерыва. Погода, которая поутру радовала глаз солнцем, с течением дня ухудшалась, и к вечеру испортилась окончательно. С наступлением сумерек задули неистовые ветры с северо-запада и принесли с собой метель. Йорвин сложил навес, чтобы его не снесло ветром, и чтобы закрыть горнило от снега. В тусклом его свете Йорвин видел абсолютно все. Он мог бы работать даже в полной темноте, ибо его драконьим глазам мрак был не страшен. Если бы в кузнице находился еще кто-нибудь, он мог бы наблюдать, как блестят его глаза в темноте, отражая свечение углей, и как подобно стуку сердца стучит его молот, каждым ударом выбивая мириады искр, и на мгновение освещая благородные черты его вечномолодого, но по возрасту зрелого лица.

Вдруг Йорвин почувствовал нечто странное. Как будто бы жар, но чувствовала его не кожа. Этот жар был сверхъестественным, и с каждой секундой усиливался. Йорвин даже положил инструмент и выглянул из кузницы. В этот момент он различил одинокий силуэт, бредущий сквозь метель. Этот некто приближался, и все больше усиливалось странное чувство пульсирующей неведомой энергии, и Йорвин понял - к нему приближается маг, и весьма сильный. Очень сильный. Ужасающе сильный. Незнакомец был одет в шикарное пальто, какие не встретишь на рынке в здешних краях, при перчатках и запонках в тон. Голову от метели закрывал шерстяной капюшон. Он был худ и высок. Почти столь же высок, как Йорвин. Подойдя к нему, незнакомец заговорил.