Тени леса - [15]

— Эй! Голова! — Ловлю еще один недовольный взгляд, в ответ на который невозможно не улыбнуться. — Мы сбились с курса! — Прикладываю ладонь козырьком ко лбу и всматриваюсь вдаль. Ничего. Только деревья и яркое оранжевое небо с виднеющимися кое-где рваными облаками.

— Впереди рутт-ан, — объясняет Гарольд и ускоряет шаг. — Заночуем там, а утром продолжим путь.

— Эй! — У меня всё еще есть вопросы. — У нас совсем мало денег. Тебя это не беспокоит, ага?

— Нам хватит на три комнаты.

Лучше бы мне этого не слышать. Три комнаты. Даже в детстве я неохотно делила спальное место с одной из сестер. Легче было пойти да на сене улечься. Или на лавке в прихожей — там и печь под боком. Сейчас же такого выбора у меня нет.

— Я буду…

— Нет, — решительно обрывает меня Лиат. — Сатори ночует с Дио, ты — со мной. Женщинам небезопасно оставаться одним.

— Э-эй! — Недовольно дергаю ногой. — Знаешь, лучше с Зенки, лучше с… кем угодно, кроме тебя!

Да, Гарольд — наименее раздражающая компания. Да, он умеет молчать куда лучше, чем я. Но мне привычнее видеть рядом человека, поведение которого возможно предугадать.

До встречи с Лиатом многие казались мне довольно предсказуемыми, наверное, потому что жили по правилам тоу. Даже пытавшиеся отличиться двигались по одинаковым, уже протоптанным кем-то дорогам. Культисты несли миру свои истины; разница была в том, что кто-то кричал на площадях, а кто-то — церкви жег. Герои — а вернее, члены гильдии — с горящими глазами и пламенем внутри брались за любое дело в надежде, что оно принесет денег и славы. Но где они? Хоть кто-то?

Гарольд же многое умеет, но предпочитает оставаться в стороне до той поры, пока не понадобится. Чаще всего он говорит лишь по делу и отвечает на вопросы так, что ни один из нас не может понять… кто же он? И откуда взялся? Саахит из Лиат, ага. Гарольд считает, видимо, что этого более чем достаточно.

— Дело твое. — Он ухмыляется в усы и раздвигает нависшие слишком низко ветви.

Нас встречают жители рутт-ан, чьи дома скрывала от глаз густая листва. Вот мать с дочерью сидят на длинной узкой лавочке друг напротив друга и расшивают узорами блеклую синюю ткань, которая наверняка пойдет на платье. Вот мужчина направляется к таверне и помахивает кому-то рукой, но отвлекается на нас. На лице застывает улыбка, но я ясно вижу, насколько она ненастоящая, — потому что отвечаю такой же. Женщина же двигается ближе к своему чаду, делает вид, что примеряет на нее будущий наряд. Да только сама на нас косится. И я даже знаю, в чём дело. В здоровяке, который хохочет и гладит мою оцарапанную ладонь.

— Осторожнее, красотка. — Большой палец касается неглубокого пореза, который остался, когда я не слишком удачно отмахнулась от ветвей очередного дерева.

Перехватываю руку Дио. Знаю: кровью не пахнет, но проверять его терпение не хочу. И без того его пришлось держать подальше, когда мы обрабатывали раны рыжей девочки. Пещерный ведет себя спокойно, но то и дело принюхивается. Знали бы вы, как сильно это раздражает.

— Приветствую вас в Нарьёт, — произносит мужчина, и улыбка его расползается еще шире.

— «Местечко»?

Фыркаю в кулак и отворачиваюсь. Не хочется, чтобы на меня смотрели неодобрительно лишь из-за того, что я посчитала нелепым название рутт-ан. Возможно, если нам не будет хватать денег, придется достать из-за спины тимбас и исполнить несколько подходящих песен. Но сомневаюсь, что люди заплатят хоть тэнги музыканту, который посмеялся над тем, что им дорого. Поэтому приходится выдохнуть, убрать упавшие на лицо пряди волос, а затем учтиво склонить голову. Я, вроде как, уважаю местных жителей, их порядки. И не хочу оказаться по уши в дерьме, если у меня не останется пары мелких монет на ломоть хлеба.

— Занятно как. — Дважды хлопаю Дио по груди, и он заботливо опускает меня на землю.

— Мы устали с дороги и хотим остановиться здесь на ночлег, — говорит Гарольд. Он выходит вперед, достает из-за пазухи печать гильдии и вертит ее между пальцами. Маленькая тусклая монетка — далеко не ключ от всех дверей, но знак того, что мы — не самые плохие люди.

Что же такое эта самая гильдия? И как мы можем называться охотниками за головами, если сумели принести только одну? Всё куда проще, чем кажется: изначально состоявшие там люди зарабатывали, уничтожая тварь разную. Они очищали леса окрестные да из болот нечисть изгоняли-А в качестве доказательства правителям башку отсеченную принести должны были или лапищу какую. Но чем дальше, тем меньше чудовищ в пределах тоу оставалось и тем больше люди сталкивались с проблемами иного вида.

Нас — тех, кто к гильдии примкнул, — не встречают радостно, к нам не тянутся, чтобы крепко пожать руку. Зато окружающие точно знают, к кому обратиться, ежели в погребе звуки странные слышаться будут. Или если собаку тап, который случайно из леса забрел, придушит.

Постойте-ка, а вы и не слышали про паразитов этих? Говорят, получились они, когда нечисть всякая с животными сношаться начала. Да только неизвестно, правда ли это. Кто ж проверять-то будет, за зверьем подглядывать?

Забавно выходит: многие создания говорящие названия имеют. Из-за вида внешнего, характера скверного или любви к подгнившему мясу. А эти что? Приоткрывают двери, в дом забираются да коготками своими изогнутыми тап-тап-тап по полу. Вот вы улыбаетесь, а твари эти зверей домашних душат, а некоторые и детьми малыми не брезгуют.