Тени - [5]

Он тщательно перерыл все осколки и обнаружил еще два уцелевших цилиндрика. Теперь их было пять, предстояло попробовать прочесть, что на них записано. Он отыскал зал без витража - резервный, где, очевидно, предполагалось записывать дальнейшую историю планеты. Не без труда втиснулся в кресло у одного из пультов, приподнял крышку.

Внутри свободно двигалась пластмассовая лента-кассета с вложенными в нее совершенно прозрачными цилиндрикaми.

Ольм вручную прогнал ленту назад, пока не показались пустые гнезда. Так и есть - последний оставшийся цилиндрик оказался наполовину черным!

Полчаса ушло на изучение нехитрого механизма. Ольт вставил в ленту свои цилиндрики, сначала три, найденныx на планете, затем два с Информатория-спутника и, наконец, этот, последний, захлопнул крышку, привел стрелки приборов в среднее положение и нажал клавишу включения. Что-то дрогнуло, зашуршало - и он перенесся в другой мир, который он видел теперь так же ясно и отчетливо, как если бы сам находился в нем.

...Смуглые прокаленные солнцем матросы в белых штанах бросились на реи. Короткие узловатые пальцы раздирали тугие веревочные петли, блеснул пущенный в ход клинок. Парусник бросало с волны на волну, вода перекатывалась через палубу, вдали, на горизонте, вздымались и опускались островерхие заснеженные горы, таинственные, как мираж.

Два человека на капитанском мостике пустились в пляс, восторженно размахивая руками и крича хрипло: «Земля! Земля!» Но третий, капитан. - его отличали колючий взгляд и подзорная труба в руках - не разделял их радости.

Паруса постепенно опадали, но ветер по-прежнему нес корабль к берегу. И вдруг перед глазами из разверзнувшегося моря вырос ощеренный зуб утеса. Ужасающий треск заглушил человеческие вопли. Все захлестнуло волной.

В следующее мгновение из воды показалась чья-то голова и скрылась в пучине...

Ольм тронул клавишу переключателя.

...Немолодой человек со вздернутым носом и большим шишковатым лбом, смущаясь, всходил на алый пьедестал славы. Он останавливался чуть ли не на каждой ступени, словно не решаясь и раздумывая, а вокруг ликовала многотысячная толпа.

Но вот он наверху. Две прекраснейшие девушки увенчали его некрасивую голову венком из алых цветов. Сотни алых капель вместе с криками «Слава, слава, слава!» упали к его ногам.

Юноша с властным взглядом, смотревший в окно из-за портьеры, сказал, ни к кому не обращаясь: «Мы согласны посмотреть его изобретение завтра утром».

Бешеные кони, вздымая пыль копытами, разогнали по полю лёгкую повозку. Наверху ее показался тот, шишколобый. Его руки намертво вцепились в короткие широкие крылья. Человек оттолкнулся от повозки - и взлетел. Некоторое время он парил в воздухе, как большая неуклюжая птица, а потом приземлился, пробежал по земле, выронил крылья и провел рукой по мокрому лбу.

«Ничто тяжелее воздуха не может летать, - изрек юноша с властным взглядом. - Поэтому.... во имя Единой и Непротиворечивой Науки... Вы меня поняли?» Его поняли. Воздухоплаватель стоял, связанный, на высокой поленнице. Алыми цветами расцветало вокруг пламя.

Беснующаяся толпа сыпала проклятия к его ногам...

Переключение.

Какие-то формулы, формулы, формулы...

«Наука, - подумал Ольм. останавливая пульт. - Единая и Непротиворечивая Наука, пережившая своих творцов и никому не нужная теперь. Да, тяжек путь познания, тяжек и крут. Но как похожи люди! И как похожа история! По крайней мере пока Что-то будет дальше?» Волнуясь, он прошелся по залу. Теперь он имел некоторое представление о прошлом планеты и знал печальный конец. Он не спешил. Хотелось подумать и попытаться хотя бы в общих чертах обрисовать себе события, приведшие цивилизацию к гибели. Много догадок пронеслось в мозгу астронавта, прежде чем он снова решился взгромоздиться за пульт, но ни одна не устраивала его: слишком уж мизерными данными он располагал.

Итак, дальше.

...В тени деревьев разместилась на пикник веселая компания. Хрупкие юноши и девушки, резвясь, как дети, гонялись друг за другом, перекидывались мячом, суматошно хлопотали у костра. Это были представители совсем другого времени: изнеженные тела, удлиненные конечности, плавные, лишенные энергии движения. Сходство с коренастыми предками осталось едва уловимое.

В разгар веселья по лицам всех пробежала тень. Глаза стали тупыми, бессмысленными, на губах застыла беспомощная улыбка недоумения. Они сгрудились у костра.

«Поджарить мясо? Что значит - поджарить?» - «На костре?!» - «Что вы мясо на костре! Оно сгорит». - «Но ведь надо как-то поджарить мясо». - «А разве мясо жарят?» - «Как! Ты и этого не помнишь?!»-«Ха, помнить! Пусть помнят плебеи. Зачем загромождать голову?» - «Да бросьте вы спорить, войдите в Центр!» Один из юношей приложил к уху небольшой ящичек, набрал какой-то шифр.

Величественный, сверкающий на солнце предстал перед ними бастион знаний - планетный Информаторий.

Несоразмерно длинные пальцы принялись неумело насаживать на палочку кусочки мяса, водружать палочки над угольями.

И снова - веселье, шалости, беззаботный и беспричинный смех...

...На улицы города, на площади, в скверы и переулки выплеснулась толпа длинноволосых, наряженных в изысканные лохмотья юнцов. Кривляющиеся рожи. Приплясывающие ноги. Вздымающиеся к небу кулаки, «К черту знания!» - орали перекошенные глотки.