Тени - [2]

И тогда человек, уже не надеясь на взаимосвязь, решил подарить Контакт другим цивилизациям. Должен же, черт возьми, кто-то обитать в этом звездном нагромождении!

Но долгие миллионолетия скитаний убедили Ольма, что даже самые сдержанные прикидки ученых оказались чересчур оптимистичными. Он уже не надеялся встретить когда-либо носителя разума, а если продолжал выполнение программы, то лишь потому, что у него не было иного выхода: если бы ему и удалось найти дорогу назад, если бы и достало смелости вернуться на родную планету, он знал - и там не обнаружится никаких признаков жизни.

Вот почему так много значила для него эта возникшая среди звезд мелодия. Она перевернула все его существо, все мировосприятие, уже тронутое пессимизмом межзвездного одиночества, - и даже его, не умеющего слушать музыку, заставила таять, как тает ледок в первый весенний день после непомерно затянувшейся зимы.

У звезды было четыре небольших планеты, сигналы исходили от второй, самой крупной из них. Ольм уже различал ее пышную атмосферу, а спектрограф «Скитальца» обнаружил в составе газовой оболочки и воду, и кислород, и азот, и углекислоту. Уже просматривались на экране локатора очертания материков незнакомой планеты, на которых наметанный глаз астронавта скорее угадал, чем различил прямые нити каналов, характерные пятна городов и спутанные нити дорог. Правда, радиофон на планете почему-то отсутствовал Больше того, музыка и писк слышались отлично, пока антенны «Скитальца» работали в режиме самонаведения, но стоило направить их поточнее на цель, как музыка терялась вовсе, а писк едва-едва прослушивался. Если бы планета имела спутник, это было бы понятно, но приборы «Скитальца» не зафиксировали никакого спутника. Создавалось впечатление, что сигналы идут не с планеты, а откуда-то из-за ее спины, из черноты вселенной. Однако эти обстоятельства не встревожили Ольма, он знал: ни одна цивилизация не может быть в точности похожа на другую, так что за дело до частностей, до мелких и сомнительных несоответствий, если столько других обнадеживающих примет перед глазами!

Ольму не терпелось поскорее покинуть рубку. Сколько раз уже высаживался он на неведомые камни и кратеры, и никогда так не волновался. Да и как не волноваться: предстоял первый в истории Галактики Контакт разумных существ разных формаций. И разрезать ленточку межзвездных связей выпило ему, именно ему! Он уже подыскивал слова, какие-то особенные, весомые слова, которые он скажет при встрече этим существам, не похожим на людей и все же людям, слова, выражающие и радость, и достоинство, и высокую честь представлять здесь человечество его планеты.

Наконец «Скиталец» вышел на привычную эллиптическую орбиту, Ольм торопливо втиснул себя в планетарный скафандр и в нужной точке покинул рубку, как покидал ее уже много-много раз.

Вне «Скитальца» он был похож на огромную черепаху с непробиваемым панцирем, в который втягивались при нужде и манипуляторы, заменяющие ему руки, и три пары «ног» с шаровыми колесами на концах, и кургузые крылья, необходимые при движении в атмосфере. В любых условиях, на любой планете он чувствовал себя в этом скафандре удобно и ловко, а гравитационные двигатели позволяли свободно перемещаться как между «Скитальцем» и планетой, так и по ее поверхности. Вероятно, он выглядел не очень-то привлекательно, но до сих пор на него некому было смотреть.

И только теперь, опускаясь на эту долгожданную, благословенную планету, Ольм подумал с тревогой: какое-то впечатление произведет здесь его внешность?

Делая виток за витком и постепенно снижаясь, Ольм все больше убеждался, что планета не только обитаема, но и населена могущественной высокотехничной расой. Мелькнула в разрыве облачного слоя плотина, запрудившая реку. Пролив между двумя морями, слишком прямой и узкий для естественного... Развалины какого-то старинного храма...

Впрочем, такие причудливые образования он встречал и на других планетах, это могли быть просто выветренные скалы... А вот это уж явно дело рук человеческих: что-то металлическое, ячеистое, сверкающее на солнце...

Увлекшись наблюдениями, Ольм вовсе перестал следить за окружающим его околопланетным пространством и хватился лишь в тот моменг, когда в скафандр ворвались вдруг необычайно громкие сигналы - тот же писк, но уже не пронзительно-жалостный, а грохочущий, угрожающий.

Все произошло мгновенно. Ольм глянул вверх - на него неслось что-то гигантское, заслоняющее собой полнеба, что-то расчлененное, уродливое, бесформенное, как разросшаяся колония бактерий. Катастрофа казалась неминуемой, и тогда Ольм отшвырнул себя прочь, как бы оттолкнувшись от уродины, и двигатели планетоскафандра в точности повторили это его движение. Гравитационные силы на миг сплющили его, раздавили, превратили в плоскость, а потом он снова поймал себя, беспорядочно кувыркающегося в верхних слоях атмосферы, и вовремя, потому что температура в скафандре начала стремительно повышаться. Он выровнял полет и, опасаясь за исправность систем скафандра после такого толчка, очень скоро приземлился в том самом месте, где еще раньше приметил какое-то блестящее металлическое сооружение.