Тени киновари - [56]

Администратор завернул камень-расписку в пергамент, который был в свое время запечатан сине-зеленым воском самого Короля-Льва, для них и для Павека, использовавшего свою порфировую печать в первый раз. Потом администраторы исчезли, и Павек, перебрав пять ключей, все-таки нашел тот, который открыл дверь. Он сам переволок тележку через порог.

Дом Экриссара был опечатан несколько пятнадцатых частей назад. Он был тих, как могила под толстым одеялом желтой пыли. Хотя оба, и Звайн и Матра, уверили нового хозяина, что дом был в точности таким, каким они его помнят, по спине Павека пробежал холодок.

Тем не менее ни в простой мебели, ни в мозаике на полу или во фресках на стене не было ничего, что говорило бы о жудком монстре, жившем здесь. Он ожидал картин рапущенности, пыток или всеможной жестокости, но картины ярких веселых садов и зеленых лесов могли быть сделаны даже по эскизам друидов… хотя бы по эскизам самой Акашии.

— Это было похоже на это, — повторил Звайн, когда любопытство заставило Павека коснуться нарисованного оранжевого цветка. — То, что было хуже всего…

Слова мальчика внезапно оборвались. Павек обернулся. К ним неслышно присоединилась женщина, самый старый и самый морщинистый полуэльф, из всех, кого он видел в своей жизни, ее кожа с пигментными пятнами свисала с каждой выпиравшей кости, а ее спина была так сгорблена от старости, что легче всего ей было глядеть на собственные ноги. Она с трудом подняла голову и посмотрела на него. На ее щеках были черные линии шрамов, которые складывались в клеймо, которое, пообещал себе Павек, никогда больше не будет врезано в живую плоть.

— Кто пришел? — спросила она дрожащим голосом. Павек заметил, как Матра и Звайн обменялись встревоженными взглядами, прежде, чем отшатнуться от тени старухи. Руари был парализован зрелищем того, кем он сам может стать. Павек тяжело сглотнул и пошевелил кольцом с ключами, которое он все-еще держал в правой руке.

— Я пришел, — сказал он. — Павек. Просто-Павек. Я — я теперь хозяин всего этого. — Он не мог не заметить взгляд, который она бросила на это кольцо.

Ее имя, сказала она, Инитри. Она решила остаться здесь, внутри дома, вместе с мужем, когда все остальные рабы разбежались и пришли администраторы, чтобы закрыть двери в последний раз. Ее муж ухаживает за садом внутри дома.

Соблазненный буколическими фресками, Павек попросил ее показать то, что они хранили. Он хотел встретить еще одного садовника в Урике, человека, который заставил цвести цветы в доме Элабона Экриссара. Инитри провела из в центр поместья, где роскошные виноградные лозы обвивали желтые стены зеленью, а разноцветный ковер из больших и маленьких цветов покрывал землю. На коленях позади фонтана с чистой водой стоял на коленях еще один древний полуэльф, не подозреввший об их появлении. Он был в выцветшей, потертой одежде, которую он, наверно, не снимал со времени своей свадьбы.

— Он больше не слышит, — объяснила Инитри и пошла маленькими, спотыкающимися шажками вдоль вымощенной камнями садовой дорожки.

Инитри привлекла внимание своего мужа, слегка толкнув его в плечо. Он прочитал по ее губам тихие слова, потом отложил в сторону инструменты, медленно и осторожно, как и положено в его возрасте, а потом взял ее руку. Пока Павек и его товарищи восхищались богатым атриумом, старик начал вставать, держась за руку жены. Оба зашатались, пока он вставал с колен, и Павек рванулся было к ним, но они оперлись друг на друга и устояли, без его помощи. Павек ожидал шрамы и увидел их даже раньше, чем он увидел металлический ошейник вокруг горла садовника и цепь с каменными звеньями, спускавшуюся из ошейника. Каждое звено цепи было толще бедра полуэльфа. Цепь должна была весить не меньше, чем сам старик.

Так они и стояли в сумерках бок о бок, верный садовник и его верная жена, она поддерживала его рукой за бок, а другой держала его цепь. Ничего странного, что Инитри так глядела на кольцо с ключами, которое он по-прежнему держал в руке — ключи, которые администраторы обезопасили охранными заклинаниями во дворце Короля Хаману. Переполненный стыдом и благоговением, Павек отвернулся и опять взглянул на цветы, рапустившие свои лепестки.

Если какой-нибудь мужчина и имеет право уничтожить всю жизнь на Атхасе, это он и есть, но вместо этого он ухаживает за жизнью и выращивает жизнь.

— Как? — пробормотал Павек, заставляя себя опять взглянуть на старую чету. — Как вы выжили? Дом был закрыт.

Инитри встретилась с ним глазами. — Кладовые были полны, — совершенно спокойно сказала она. — Иногда по ночам стражники бросали нам объедки и краюхи хлеба. Все зависело от того, кто был на башне. — Она указала рукой на зубчатую платформу, нависшую над задней стеной дома.

— Милосердие Хаману! — прошептал Павек. — Проклятое милосердие Хаману!

Он услышал топот шагов позади себя — Руари исчезал. Руари хотел быть уверен, что Павек знает, что он сердится на что-то; полуэльф мог ходить и бегать совершенно бесшумно, если хотел. Звайн и Матра выказали не больше эмоций, чем Инитри. Сопереживание и сочувствие давно вышли из моды в Урике; Павек сам отлично знал, что без них жить лучше, но симпатизировал скорее Руари. Престарелая пара не сказала ничего. Они глядели на него, нового высшего темплара, владельца Дома Экиссара — и их нового хозяина — без упрека или ожидания на лицах.