Тени исчезают в полночь - [74]

В комнате, оказавшейся хорошо оборудованной хирургической операционной, капитана до носков раздели, накрепко привязали к столу и начали потрошить без всякой анестезии.

Поняв, что ему пришел конец, Митрохин решил показать русский характер и дергаться и орать от боли не стал. Мысленно простившись с женой Зиночкой и любимой дочкой Настей и посетовав, что не оставил им никаких средств к существованию, капитан сжал зубы и начал наблюдать за действиями хирургов. По тому, как они орудовали скальпелями, он сразу понял, что потрошат его люди, имеющие к полостной хирургии весьма опосредованное отношение.

– Почку берите левую, – сказал человек, стоявший в ногах Митрохина. – И осторожнее с желчным пузырем – в нем могут быть камни.

Отрезав левую почку и желчный пузырь и поместив их в голубые целлофановые пакеты, потрошитель (это был генетик, с которым Худосоков когда-то консультировался в "Национале") спросил ассистента:

– Так будем печень с селезенкой брать?

– Нет, Виталий Всеволодович. Они нам только завтра понадобятся, а холодильник еще не починили. Давайте, зашивайте, пусть пока они у него внутри полежат.

И Виталий Всеволодович, не особенно утруждаясь, начал зашивать операционный разрез.

– Ты получше зашивай, получше! – попросил его капитан. – У меня делов куча, придется еще побегать.

– Да завтра тебе все равно конец. Тебя же два дня кормили вторым "Бухенвальдом", от первой версии которого уже двенадцать человек на тот свет отправилось.

– Дык это завтра. А в вашей конторе все может быть. И может, завтра ты будешь лежать на моем месте, а я... а я, – запнулся Митрохин, вспоминая, как по-умному называют член, – а я буду пенис тебе отрезать. Так что давай ты мне сегодня услугу, а я тебе – завтра.

Виталий Всеволодович несколько секунд внимательно смотрел на Митрохина, затем сглотнул слюну и продолжил свое занятие, но уже значительно аккуратнее.

Слова Митрохина несомненно задели его, так же, как, впрочем, и двух его ассистентов. Хоть все они были и увлечены предложенными им Худосоковым исследованиями (результаты которых уже тянули на несколько Нобелевских премий), но уверенности в будущем у них не было. И вероятность того, что завтра их привяжут к операционному столу и что-нибудь отрежут без анестезии, была достаточно высока. Поддавшись унынию, они совершили роковую ошибку...

7. Трех очкариков маловато. – Пижоны, похоже, кончились. – Пять ящиков на три дня

Роковая ошибка ученых состояла в том, что они отвязали Митрохина, не пригласив предварительно охранников.

А Митрохин, как вы уже знаете, не раз хаживал с ножом на медведя. И троих очкариков-замухрышек для него, хоть и только что прооперированного, было маловато. Как только руки капитана были освобождены, он схватил стоящих по бокам "ботаников" за шеи и крепко, со звучным стуком, столкнул лбами. Не успели они упасть на пол, как Митрохин схватил скальпель со столика для инструментов и бросил его в ассистента, обмершего в ногах операционного стола с широко раскрытыми от ужаса глазами. Скальпель вошел ему в горло почти по самую ручку. Из пробитой артерии фонтаном хлынула кровь, бедняга попытался зажать рану рукой, но не устоял на ногах и мешком упал навзничь.

Капитан такому успеху подивился (скальпель он кидал первый раз в жизни), но не дал радости завладеть собой. Быстро освободив ноги от пут, он бросил сожалеющий взгляд на медицинскую кювету, в которой сквозь целлофан краснели его одинокая почка и желчный пузырь, оттащил тела ученых в дальний угол операционной и затаился у входной двери. Не прошло и двух минут, как она раскрылась и в операционную вошли двое охранников. Один из них сразу уткнулся глазами в пятна крови на покрытом светлым линолеумом полу, другой заметил, что операционный стол, где должно было лежать то, за чем они пришли, пуст.

Это было последнее, что они видели в своей жизни. Выскочив из-за двери, Митрохин направил на них струю жидкого азота из большого пузатого термоса, обнаруженного им у стены. Замерзнув в мгновение ока, лица охранников отвалились от лицевых костей, упали на пол и рассыпались в осколки. Но Митрохин всего этого не видел – вращая над головой термосом, как Илья Муромец булавой, он бежал к дежурному.

На счастье капитана, и дежурный оказался лопухом: целые две секунды лихорадочно думал, что делать сначала – нажимать на сигнальную кнопку, спрятанную под столом, или вытащить пистолет и стрелять в нападающего. Митрохину этих секунд хватило, чтобы подбежать к вахтенному и размозжить ему голову тяжеленной емкостью из-под жидкого азота.

"Шесть пижонов за пять минут! – подумал он, забирая у истекающего кровью стража кобуру с пистолетом. – Кошмар! Если они уже кончились, трудновато мне будет".

Вооружившись, Митрохин, выбил дверь и ворвался в комнату, из которой совсем недавно раздавались стоны женщин. И увидел, что человек, очень похожий на киноартиста Бельмондо, лежит на кровати, привязанный за руки и за ноги к ее спинкам. А на полу, прислонившись спинами к стене, сидят две заплаканные голые женщины и осипшими голосами исполняют симфонию "Апофеоз оргазма".

– Ленчик нам приказал, Ленчик приказал, – увидев исполосованного шрамами Митрохина, заголосила старшая.