– Роберт, – вдруг пронзительно вскрикнула Фелиция и качнулась в мою сторону. – Смотри! Ведь это одна из твоих серебряных пуль, сплющенная там как раз под железным обручем?
Я равнодушно ответил, что не думаю так, потому что не хотел продолжать наш спор и приводить свои доводы, которые делали весьма маловероятной возможность серебряной пули сплющиться о твердую поверхность противовеса, особенно после того, как она вошла и вышла из тела Сен-Лаупа.
– Но она блестит, как серебро, – настаивала Фелиция, привстав на цыпочки у основания сруба-Роберт, это трещина, и блеск идет изнутри!
Прежде, чем она произнесла последнее слово я оказался на кромке сруба, держась одной рукой за бревно ограждения, а другой взявшись за кольцо, к которому крепилась колодезная цепь.
Действительно, в противовесе была щель, достаточно маленькая, чтобы ускользнуть от взгляда человека. Несомненно, что зимние морозы и ураганы совершили над ней свою разрушительную работу, и сейчас в одном месте, тускло поблескивающем в лучах весеннего солнца, ее ширина достигала уже доброй четверти дюйма.
Я вернулся в город за веревкой, парой блоков молотком и зубилом, и, прежде чем наступил полдень, противовес уже лег в безопасном месте на нежную зелень молодого дерна. Несколькими ударами я разбил стенки тайника, оказавшиеся едва ли прочнее скорлупы ореха. Они были предусмотрительно стянуты железными обручами, которые уберегли тайник от случайного столкновения со стенкой или бадьей. И мы опустились на колени, в изумлении глядя друг на друга, а между нами сверкала несметная груда золотых и серебряных монет. Большая часть их, уложенная аккуратными рядами, была вмурована в еще мягкий раствор так, что монеты почти касались друг друга. Только в верхней части противовеса в железном обруче была оставлена маленькая щель, через которую старый Пит тихо и незаметно докладывал в тайник новые монеты. Раньше. чтобы уберечь свое хранилище от звона монет, Пит затыкал щель овечьей шерстью, сейчас заплесневелой от времени и сырости.
Чтобы сразу перевезти все эти тускло сверкающие на солнце сокровища, нам требовалось несколько крепких мешков и небольшая тачка. Но ни один из нас не сделал ни единого движения, чтобы отправиться за ними. Шельма Фортуна! С благосклонностью оборачивая к кому-либо свое лицо и щедро осыпая его своими милостями, она делает это с такой высокомерной щедростью, что человек стыдится принимать от нее эти дары….И мы долго и безмолвно стояли на коленях пред этой грудой золота и серебра.
Затем Фелиция медленно и глубоко вздохнула и коснулась ладонью моей руки.
– Я желаю тебе полного счастья в этом мире, – произнесла она, но скорее безрадостным был ее собственный голос.
– А я тебе, – ответил я. – Только ради тебя я когда-то захотел найти эти деньги…
– О, что касается меня, – воскликнула Фелиция, – я хотела бы в бедности прожить вместе с тобой всю свою жизнь, чтобы показать тебе, как сильно я люблю тебя. И я все еще хочу этого.
Я был вынужден встать, обойти кругом груду сокровищ и прижать ее к своей груди. И так час спустя нас и нашли дядя и Уэшти, когда, встревоженные нашим долгим отсутствием, они поднялись на холм и, тяжело дыша, появились в саду.
