Тень Торквемады - [3]

Большой Олаф тоже подметил некоторые странности в поведении купцов. Они и вовсе смутили штурмана, но он больше не осмелился приставать к Железному Хансу (так прозывали предводителя морских разбойников) со своими советами. На то и капитан на судне, чтобы самостоятельно принимать решения.

Две эскадры уже настолько сблизились, что можно было различить лица людей на коггах. Стало понятно, что это точно не ганзейские купцы, потому что на мачте флагманского судна развевался Даннеброг — флаг Дании: красное полотнище, перечеркнутое белым крестом. Видимо, это были датские переселенцы, отправившиеся на освоение новых земель. Король Эрик VI пытался возродить величие Дании путем завоевания южного побережья Балтийского моря, поэтому вслед за войсками шли разоренные бесконечными войнами крестьяне, которым терять уже было нечего. На новых землях им выделялись большие участки, и ко всему прочему королевская казна выделяла деньги на покупку хозяйственного инвентаря, посевного материала и животных.

«Что ж, — философски подумал Ханс Стурре, — пусть будут нищие датчане. В конце концов когги тоже стоят немалых денег. А судя по оснастке и внешнему виду, суда добротные, новой постройки».

— Идем на абордаж! — решительно рявкнул Железный Ханс, и узкие корабли витальеров, похожие на гончих псов, вмиг прибавили прыти, а на мачтах взвился флаг витальеров, наводивший ужас на мореплавателей Балтики, — алое полотнище, на котором была изображена черная рука с кривым ножом.

Вскоре борт корабля, которым командовал Ханс Стурре, ударился о борт самого большого флагманского когга, в воздухе зазмеились веревки с крючьями, и спустя короткое время два судна уже составляли единое целое. Рой стрел, выпущенных пиратами, не достиг цели, потому что датчане даже не пытались сопротивляться, а просто спрятались за фальшбортом.

Пираты во главе с капитаном мигом забрались на высокий борт когга и на какой-то миг оцепенели. Молчаливые пассажиры датского судна сбросили свои коричневые накидки, и перед опешившими витальерами встал строй закованных в броню… рыцарей-тамплиеров! Их белые плащи с красным крестом нельзя было спутать ни с какой другой одеждой.

Ханс Стурре невольно поднял глаза и увидел, что на месте Даннеброга теперь полощется на ветру черно-белый флаг рыцарей храма с алым крестом по центру. И это было последнее, что врезалось в память предводителя морских разбойников. Дальше началась дикая рубка — сплошное мельтешение лиц и оружия, которая могла показаться человеку неискушенному страшным ночным кошмаром.

— Боссеан! Боссеан! — Гигант, облаченный в черные доспехи, проревел боевой клич храмовников, и его длинный меч, описав кривую дугу, опустился на голову одного из витальеров.

Голова пирата, защищенная неглубоким стальным шлемом, раскололась, как орех, и первая кровь окропила тщательно выскобленную палубу когга. Вид поверженного товарища вмиг пробудил у витальеров дикую ярость, и они набросились на тамплиеров, как голодные волки на добычу. Никто из них даже не помышлял о том, чтобы покинуть палубу вражеского судна, хотя все знали, какими искусными и опасными бойцами являются храмовники.

Трудно передать словами упоение смертельной схваткой, которое овладевает мужественными людьми в такой момент! На какое-то время и Ханс Стурре поддался эйфории боя — рубил мечом налево и направо, совсем позабыв о своих обязанностях предводителя пиратов. Но когда он схватился с Черным рыцарем, то вдруг понял, что, похоже, на этот раз витальерам победы не видать.

Бойцы оказались под стать друг другу. И тамплиер, и датчанин участвовали в больших сражениях, оба прошли хорошую воинскую выучку. Поэтому дрались они на равных, хотя у Черного рыцаря силенок было побольше. Но Железный Ханс был привычен драться на палубе корабля, которая постоянно убегала из-под ног по причине качки, поэтому шансы рыцаря и витальера на победу уравнялись.

Однако проказнице Фортуне захотелось добавить перцу в финальную часть сражения, и она попросила Эола развязать свой мех, откуда вырвался коварный северный ветер. Он мигом посеял на спокойные волны густую рябь и с силой ударил в борт когга, на котором дрался предводитель витальеров. Палуба наклонилась, и сражающиеся тут же перемешались словно кубики при игре в кости. Ханс Стурре оказался прижатым к борту и, пока бойцы искали противников, чтобы продолжить сражение, вспомнил о своих обязанностях и могучим прыжком перескочил на свой корабль.

— Свистни «отбой»! — крикнул он коренастому боцману в годах, который командовал стрелками.

К сожалению, они оказались бесполезными, так как в мешанине на палубе когга нельзя было определить, где свой, а где чужой.

— Все назад! Уходим! Доставай свою дудку, якорь тебе в печень! — рявкнул Ханс Стурре, потому что боцман был туговат на ухо.

Но свистел он знатно. Набрав побольше воздуха в свою бочкообразную грудь, боцман выдал такую руладу, что ее услышали, наверное, и небеса. Свисток у него был особый, заговоренный. Боцман пользовался им только в двух случаях — во время абордажа и когда при полном штиле нужно было вызвать попутный ветер. Он «высвистывал» ветер мелодичными трелями, повернувшись в ту сторону, откуда ожидалось его появление. Посвистов было строго определенное количество; ими определялась сила ветра и его продолжительность. Но бездумный свист на судне строго карался — по мнению пиратов, это могло привести к непредсказуемым бедам.