Тень правителей - [4]

– Только не смотри в глаза, когда будете брать, – сказал он главному эмвэдэшному оперу, когда инструктировал перед арестом. Опер, прошедший половину горячих точек на земном шаре, всячески сдерживался, но явно был готов обдристаться. – У него глаза удава, намеренного сожрать кролика.

– Итак, я предлагаю вам создать в банке подразделение пиар, – Михаил Борисович завершил недолгую речь, улыбнулся, снял очки и вопросительно посмотрел.

– Неплохо было бы поучиться, набраться зарубежного опыта. В Англии, например, или в Америке, – сказал Леонид Борисович.

Х снова улыбнулся: «Заграница нам не поможет. И не потому, что денег жалко на поездку. Просто нам придётся создавать свои правила игры, без всякой теоретической базы. Вы меня понимаете?»

– Как бы да! – неуверенно произнёс Леонид Борисович.

Х засмеялся: «Для начала неплохо. Новой эпохе – новый язык. Хорошо словцо – как бы. Придаёт многозначительность каждому экономическому термину и одновременно развязывает руки. Ещё что-нибудь из этой серии, уважаемый доктор».

– Кандидат. Кандидат исторических наук, – сказал Леонид Борисович. – Ну, например, типа. Типа мы решим, типа мы уверены.

– Типа да, – сказал Михаил Борисович. – Подходит. Типа. И ещё что-нибудь, скабрезное, но в меру, чтобы можно было произнести при женщинах. Для трилоквиума. Так, если я не ошибаюсь, называлась основа знаний в античном мире?

– Говно вопрос, – сказал он.

– Как?

– Типа, если у вас есть проблемы, мы как бы решим. Говно – вопрос!

– Блестяще! – сказал Х. – До чего приятно иметь дело с интеллигентными людьми.

«А ведь у него замашки не миллиардера и не олигарха, – подумал он. – И даже не генерального секретаря компартии. Минимум, китайский император – живое воплощение божества…»

4

Нельзя сказать, что Юлька отрицательно отнеслась к его уходу из аспирантуры. Просто всё её женское ego противилось этой новой, неведомой жизни, так внезапно ворвавшейся в их среднегабаритную квартиру.

– Ты становишься другим, – сказала она за ужином в кооперативном ресторанчике, недавно открывшемся у стен Кремля. – Хорошо, что не чужим, – она снова изучила меню. – Про вино стоимостью 500 у.е. я читала только в литературе, обличающей пороки капиталистического общества. Пойло, должно быть, страшное.

– Так себе! – сказал он. – Владелец этого ресторана – клиент банка – иногда устраивает презентации. Честно говоря, мне больше нравится виски.

– Скользкие сволочи, – Юлька потрогала вилкой дымящегося краба. – Я чувствую себя персонажем Джулии Робертс из «Pretty Woman». Слушай, а мы не превратимся в зажравшихся буржуа, чванливых и не понимающих чаяний народа?

Он расхохотался: «Не думал, что у меня жена – тургеневская девушка. С каких пор тебя волнуют нужды народа?»

– Да ладно тебе! Поумничать нельзя. Так, когда мы едем в Испанию? – она повела плечами как танцовщица фламенко.

Сегодня они отмечали четыре месяца его работы в банке. И первый серьёзный успех. Весь город был увешан рекламными щитами, предлагающими покупать акции банка. Автором идеи раздробить название заведения на множество мелких кусочков был Х, идеологом Леонид Борисович, исполнителем он. В общем, трилоквиум заработал.

– У населения полно денег под подушкой. Сбербанку никто не верит, – уверенно произнёс Михаил Борисович. – Плюс традиционное славянское желание засунуть голову в омут. Всё-таки страна с приличным средним образованием, все что-нибудь да слышали о рантье. А тут мы – деньги приносят деньги, вот что выбирает молодое поколение.

Леонид Борисович оказался на удивление способным переговорщиком. В мгновенье ока он посетил городские службы, отвечающие за фасады зданий, фонарные столбы и перекрытия мостов. Стоимость размещения рекламы оказалась в результате смехотворной, в том числе и потому, что никаких расценок не существовало. Особенно чудодейственным образом конвертики, извлекаемые Леонидом Борисовичем из внутреннего кармана пиджака, действовали на сотрудников телевидения. Суперпопулярные молодежные ведущие млели от счастья, получая стодолларовую купюру, и восторженно декламировали написанные им тексты.

Он отчасти подменял Леонида Борисовича на переговорах, но в основном был по художественной части. Писал зазывающие мульки, продумывал географию размещения рекламных щитов. Юльке он как-то показал макет: розовощекий красногвардеец в буденовке протягивал указующий перст: – А ты уже отнёс деньги в банк?

– Н-н-да! – сказала Юлька. – Сальвадор Дали переворачивается в гробу.

– Зато доходчиво, – ответил он. – Гегемону не надо лишний раз извилины напрягать. Твой Дали, между прочим, тоже не чурался китча.

Юлька бредила Дали. Откуда в этой среднестатистической московской девочке с филологическим уклоном было столько неподдельной страсти к живописи далёкого сумасшедшего испанца, он честно не понимал. Видимо, что-то из области фрейдистских комплексов, думал он, вечно дремлющая склонность к разврату. Хотя в постели вроде всё нормально, даже очень хорошо. Он полистал, как и все на первом курсе, «Толкование сновидений», решил, что блевотина и читать не стал, благо, Фрейд в программу не входил.

– Через две недели, – сказал он. – Сначала в Барселону, два дня валяемся на пляже. А потом – в Фигерас.