Тень правителей - [25]

– А-а! Фигня! – лёгко сказала Людмила. – Я, правда, тоже чуть не описалась, когда первый раз приехала. Всё кричала: «Дяденька! Не надо мне никаких денег. У меня в сумочке три тысячи рублей есть, заберите, только отпустите!» А он вытаращил на меня свои глазища, раздевайся, говорит, и лезь в гроб. Сам голый, на роликах, а на торчке чёрный бант завязан.

– Сегодня был розовый, – сказал я.

– Это у него от календаря зависит. Розовый или зёленый или чёрный. Жуть как страшно первый раз было. Но поныла-поныла, разделась и залезла в гроб. Он меня розовыми лепестками осыпал, лепестки у него тоже по календарю меняются, музыку включил и давай круги наворачивать и бормочет себе под нос, точно шаман.

– А потом что? – спросил я.

– Да ничего! Сидели на кухне, я «Drambuie» накачалась и заснула. Утром он меня разбудил, дал полторы штуки баксов и отправил на такси. Всё.

– Интересный секс, – сказал я.

– Да не то слово. Только, извини, полторы штуки на дороге не валяются. Я уже пообвыклась. Так что, когда Николай звонит, мигом несусь.

– И давно ты так… – я замешкался, пытаясь подобрать нужное слово. – Приезжаешь.

– Уж года два. В гробу раз десять сидела. Я – архетип божественной красоты. – Людмила подбоченила груди и засмеялась.

– Архикто?

– Архетип божественной красоты! – мечтательно повторила Людмила. – Это Николай мне втолковывает после своих покатушек. В моем теле, говорит, воплотились наслаждения и заблуждения многих поколений. Поэтому я не могу принадлежать одному, а должна принадлежать всем. Старый козлище! Во как! – Людмила снова засмеялась.

– Что, молодежь, пьёте без меня!? – Николай явился на кухню в тёмно-синем халате и того же цвета бандане, закрывшем его лысый череп. – Людка! Плесни-ка мне «вырви глаз».

– Сей секунд, маэстро! – девица шустро метнулась к кухонному шкафчику и притащила бутылку с бурой жидкостью.

«Сейчас что-то будет! – тревожно заскребло у меня на душе. – Спектакль должен ведь иметь продолжение».

Николай нацедил пузатую рюмку и сообщил:

– «Fernet Branca». Итальянский горький ликёр, настоян на полыни и ещё куче трав. На жаргоне забулдыг летчиков и запойных мариманов так и называется – «вырви глаз». Рекомендую, похмелье как рукой снимет.

– Я всё-таки по водке, – неуверенно сказал я. – Мне водкой как-то привычнее.

Николай опрокинул в себя рюмку, крякнул и сказал:

– Друг мой! Заупокойная часть окончена. Пора переходить за здравие. Тем более, у нас в гостях дама! – он сделал царственный поклон в сторону голой брюнетки. Та кокетливо потупила глазки. – Встречать зарю следует с чем-нибудь лёгоньким, почти воздушным. Шампанского в доме не держу, у меня от него изжога, но красного «Lambruscо» запас достаточный. – Он нацедил две пузатых рюмки. – Дерзайте юноша, вступайте в сообщество недобитых романтиков!

«Ой, бля!.. Я в этом доме точно в винный погреб превращусь…» – и я отчаянно выпил эту полынную гадость.

В висках бешено застучало, по всему бренному организму жар прошёл волной туда и обратно, я выдохнул и понял, что абсолютно трезвый. Я оглянулся по сторонам. Мне показалось, что я появился на кухне всего пару секунд назад.

– С прибытием на родную планету! – приветствовал меня Николай. – Вино будем пить по-гречески, перемешивая с водой, или на манер царя Митридата – с мёдом?

Я вопросительно посмотрел на Людмилу.

– Нет, нет, – сказала она. – У меня ликёрчик.

– Тогда с мёдом,– резюмировал Николай. – Митридат, один из последних великих эллинистических царей, был гурманом с тонким вкусом.

– Я музыку включу? – попросила Людмила. Он перебирала лежавшие на подоконнике диски: – Можно латино?

– Латино больно шумная, – сказал Николай. – Поставь лучше Макаревича. Он алконавт достойный. Я его книжонку читал, простовато, но мило. Как раз в жилу!

– Я полагаю, что требуются объяснения? – Николай поднял бокал с вином. – Prosit!*

– Хотелось бы, – сказал я. – Предупреждать хотя бы надо.

– Я не предполагал, что ты проснёшься, – миролюбиво ответил Николай. – Впрочем, это не важно. Что ты знаешь о мистериях?

– Кое-что знаю, – напыщенно сказал я. – Я не такой тупой, как тебе кажется.

– Ладно, извини! – почти заискивающе сказал Николай. – О мистериях на самом деле никто ничего не знает. Они относятся к той же категории навсегда потерянных сакральных знаний, как космогония и алхимия. Поэтому у исследователей весьма широкое поле для фантазий: от эротических оргий до полётов во сне и наяву.

– Допустим, – сказал я. – Никто ничего не знает, кроме тебя. И что же такое секретное знаешь ты? И кому это на хер надо?!

– Только не ссорьтесь! – сказала Людмила. От ликерчика щечки её зарумянились,

повлажневший взгляд утвердился на моём паху.

– «Duo cum faciunt idem, non est idem». «Если двое делают одно и то же, это не одно и то же», – сказал Николай. – Я тоже, как и все, не знаю. Но я не стал мириться с этим фактом. Я придумал для себя свою собственную мистерию, каковую ты и наблюдал. Мне это нравится, вот, собственно, и ответ на твой второй вопрос. Более того, я готов сделать смелый вывод: поскольку придуманная мною мистерия пробуждает в моей душе неожиданные свойства и качества, то, похоже, и в древности никаких конкретных правил не существовало. Действа происходили по наитию или, если хочешь, по рекомендациям голоса свыше.