Тень моей любви - [9]

На празднике Святого Патрика мои братья и кузены любили прятаться среди надгробий, рассказывая друг Другу страшные истории о привидениях. Обстановка значительно усиливала впечатление. А один раз из окна склепа выскочил дядя Берт в своей сутане проповедника и маске президента Никсона.

Почти все мы, в том числе и я, описались со страху.

Уж лучше создавать свои собственные романтические представления. Я ведь тоже в чем-то Мэлони. Так что и вправду лучше все самой, а то от мертвых остаются слишком суровые надежды, а живые могут напугать тебя до полусмерти, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

То, что случилось следующей весной, среди моих родственников стало называться “Днем первого предупреждения”. Это имело отношение ко мне, Рони, сестрам Макклендон, Пасхе и греху.

Глава 3

Сестры Макклендон жили в грязном переулке под названием Стикем-роуд. .

Мне доводилось слышать по их поводу немало пересудов, и я сама, несмотря на юный возраст, внесла посильную лепту в насмешки над их прозвищем – “Всунь-ка им”.

Я знала, что это касается интимных отношений между мужчинами и женщинами, и даже имела смутные представления о том, что куда всовывалось. Впрочем, на всем этом лежал отпечаток брезгливого презрения, и из бросаемых время от времени замечаний мне было известно, что, если кто-либо из моих братьев когда-либо ступит в Стикем-роуд, мама и папа немедленно спустят с него шкуру.

Если бы мама могла, то сильно пострадала бы и шкура ее брата Пита. Было известно всем, и даже детям, что наш дядя Пит Делани половину своего времени проводил у сестер Макклендон.

Я достаточно наслышалась о его порочных наклонностях и знала, что он позорит семью Делани. Может быть, именно поэтому его сыновья Гарольд и Эрлан были такими подлыми. Чего не натворишь, когда пытаешься скрыть, что стыдишься собственного отца.

Однако я отвлеклась. Их было четыре сестры – Дейзи, Эдна Фэ, Лула и Сэлли Макклендон.

Старшей была Дейзи. Женщина лет тридцати пяти, с жестоко обесцвеченными волосами и глубокими складками вокруг рта. Дать ей можно было все пятьдесят. У нее вроде бы был муж, но никто его не видел на протяжении многих лет. Два почти взрослых сына уже давно болтались неизвестно где и домой возвращаться явно не собирались. Имелись еще две тощие дочери-подростки. Некоторое время они мелькали в городке, но потом мой дядя Вильям Делани, судья округа, отправил их жить куда-то в другое место по непонятным мне причинам.

Дейзи почти все свое время проводила с Большим Роаном Салливаном. Я думаю, что по-своему она любила его.

У Эдны Фэ и Лулы мужчины не переводились, но все они были похожи на приблудных собак, готовых в любую минуту переметнуться к лучшему хозяину.

– Могу поспорить, – посмеивался дедушка, – если ткнуть пальцем наугад в любую пару сорванцов Эдны и Лулу, ни за что не попадешь в тех, у кого общие отцы.

Сэлли Макклендон, младшей из сестер, было шестнадцать. Она уже успела бросить школу, и любимым ее занятием было воровать косметику и духи в магазине. Я искренне не понимала, почему бы ей просто не покупать их, ведь это так дешево. У Сэлли был ребенок. Сын. В городке говорили, что она хуже всех. Ребенок-то у нее был, а мужа не было. Ну, я вообще не могла понять, откуда бы ему взяться – без мужа-то? Я слышала, что Сэлли нравилась дяде Питу больше других сестер Макклендон. В общем, по моим понятиям семилетней приличной девочки, сестрицы эти вели жизнь весьма таинственную. Иначе зачем бы о них говорили в основном шепотом.

Правда, моя тетя Доки Мэлони во всеуслышанье заявляла, что дом сестер Макклендон – гнездо порока.

– Грех, – говорила она, – учит нас разнице между правильным и неправильным. – А уж кому и знать это, как не ей, жене проповедника. Кроме того, она была не прочь проповедовать и сама.

– Бог предоставляет нам выбор, – внушала тетя Доки в воскресной школе, на семейных сборищах и во всех других местах, где находились подходящие слушатели. – Он говорит: вот перед вами эта дорога, а вон та. Вот грех, а вот добродетель. И если мы будем неуклонно следовать Его заветам, то никогда не пойдем по ложному пути.

В устах тети Доки господь напоминал продавца супермаркета: вот тот товар, вот этот. Но зато, послушав se, я поняла, почему нашему городу нужны сестры Макклендон. Они честно служили предупреждением всем тем, кто не обращал внимания на рекомендованный богом список полезных продуктов.

Сестрицы кое-как перебивались на социальные пособия, иногда брали случайную работу: ну там, белье постирать или убрать у кого-то в доме, плюс то, что перепадало от посещающих их мужчин. Я решила, что дядя Пит просто человек со странностями, коль скоро он может иметь что-то общее с такими женщинами.

Став старше, я поняла, что сестры Макклендон бедны, невежественны и заброшены. Но в семь лет я только чувствовала, что они вызывают в моей семье одновременно и жалость, и отвращение. Когда ко всему этому примешивается религия, то получается благотворительность.

Вот теперь о Пасхе.

Мне стыдно признаться, но Пасху я ждала лишь как день законного, непомерного потребления великих вкусностей. Это во-первых, поскольку лакомка я была превеликая. Во вторую очередь, Пасха – это игры с крашеными яйцами и новые платья, а уж Воскресение Христово отодвигалось в моей голове на такой задний план, что не о чем и говорить.