Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя - [17]

Но стоило «русинам», «руським», «руснакам», «русским» с Украины встретиться с восточными или северными русскими, то есть с собственно великороссами, как выяснялось, что общее имя не в силах объединить давно разделившиеся народы.

В творческом наследии историка и филолога-слависта Юрия Венелина есть статья, опубликованная уже после смерти ученого: «О споре между южанами и северянами насчет их россизма». Поводом для статьи послужило издание «Описания Украины» Гильома де Боплана – известного сочинения XVII века. Но автор вышел далеко за рамки рецензии и даже как будто вовсе позабыл о самой книге, настолько увлекла его проблема. Венелин, романтически настроенный панславист, считал «северных россов» (собственно русских) и «южных россов» (украинцев, закарпатских русинов и белорусов) одним народом, но в статье писал о национальных противоречиях между северными и южными русскими как о предмете всем известном и сомнений не вызывающим. «Русский не признает в “южанине” своего и, расслышав акцент, спросит: “Вы верна нездешний?”, и тогда, любезный мой южанин, называйся, как тебе заблагорассудится, – испанцем, пруссаком, халдейцем или тарапанцем, – всё равно, все тебе не поверят, и как ты ни вертись, ни божись, всё ты не русский! Но ты скажешь, что ты малоросс – всё равно, всё ты не русский, ибо московскому простолюдину чуждо слово росс…»[133]

Здесь Венелин интересен не как исследователь, а как свидетель, как источник. Сам филолог был закарпатским русином («карпато-россом»), и звали его на самом деле не Юрием Ивановичем Венелиным, а Георгием Гуца. Он вырос в Закарпатье, учился в Унгваре (Ужгороде), а затем во Львовском университете, то есть уже в Галиции. В двадцать лет нелегально пересек границу и бежал в Россию, где поступил в Московский университет. Был домашним учителем в семье Аксаковых, среди его учеников-воспитанников – Иван и Константин Аксаковы. Ездил в научную командировку на Балканы[134], а путь на Балканы пролегал через земли Южной России и Украины.

Так что у Венелина был богатый опыт межнационального общения. Судя по этой статье, закарпатского русина, равно как и малороссиянина-украинца, в Москве своим не считали. Но точно так же не считали своим и «северянина» на Украине и в Закарпатье: «…как ни называй себя он русским, всё-таки он не русин, а москаль, липован и кацап. По мнению южан, настоящая Русь простирается только до тех пределов, до коих живут южане, а всё прочее московщина»[135].

Но еще интересней другое свидетельство Венелина. По его словам, «карпато-росс, живущий на берегах Тисы», то есть соплеменник Венелина, принимает «русского гренадера, северного уроженца, за чеха», в то время как «настоящим русским» будет для него гренадер из Глухова или Чернигова, то есть украинец. О Руси такому карпато-россу напомнит книга, изданная в Киеве, но не в Москве[136].

Между тем на Восточной Украине русские уже прочно ассоциировались именно с «москалями», великороссами. Аксаков писал, что в Харьковской губернии «курчанина» (великоросса из Курской губернии) называют «русским»[137]. Не зря же украинские крестьяне на вопрос Кулиша «Вы русские?» твердо отвечали: «Ни!»[138].

Черкасы и «хохлы бесовские»

Нации не складываются за несколько лет. Процесс разделения древнего русского народа шел медленно. Еще в XIV веке западнорусские князья и бояре поступали на службу Великому князю Московскому, и между ними и московскими боярами вроде бы не было больших национально-культурных различий[139]. В начале XVI века на московской и литовской Руси побывал немецкий дипломат Сигизмунд фон Герберштейн. Он еще считал русских из Великого княжества Московского, Литвы и Польши одним народом. Однако русских из московского государства называл «московитами», а русских, которые жили по Борисфену (Днепру), называл «черкассами» (Circassi) – в честь города Черкассы, в то время передового рубежа украинского казачества[140]. До создания Запорожской Сечи оставалось еще несколько десятилетий. Герберштейн познакомился с одним из первых организаторов украинского казачества Евстафием Дашкевичем, «мужем исключительной хитрости», к тому же «весьма опытным в военном деле», который, по словам Герберштейна, «не раз представлял из себя изрядную опасность и для самого московита, у которого некогда был в плену»[141]. В 1515 году Дашкевич вместе с крымским ханом Мехмед Гиреем и воеводой Киева Андреем Немиром совершил набег на Чернигов, Стародуб, Новгород-Северский, недавно присоединенные к Москве. Герберштейн рассказывает о военной хитрости Дашкевича, который заманил московитов в ловушку, «окружил их и перебил всех до единого»[142].

В XVI веке украинские козаки всё чаще появлялись в Москве, где их принимали на службу как наемных пехотинцев наравне с немцами. Московские русские в них русских людей не признали, а называли так же, как и Герберштейн, «черкасами» / «черкассами». В Смутное время имя «черкасы» стало синонимом разбойников, головорезов, столь же чуждых и ненавистных, как ляхи[143]. Тогда же, как доказал академик Б. Н. Флоря, появилось в русском языке и слово «хохол». Оно упоминается во «Временнике» дьяка Ивана Тимофеева (1609) и «Грамоте земских властей Ярославля» в город Казань (1611). В обоих источниках люди с хохлами на головах – это поляки, католики