Тень Лучезарного - [52]

– Софус? – удивился Кадус, которому приходилось почти подпрыгивать, чтобы увидеть незнакомца, так мал предстоятель был ростом. – Главный колдун Ардууса? Я ж видел его когда-то. И прошло с тех пор лет пять или шесть, а по его виду, так миновало лет двадцать! Софус, значит… Даже не знаю, хорошая это весть или плохая? С другой стороны, от кого узнавать новости, как не от главного мага Ардууса? Что за дела творятся за пределами Светлой Пустоши, почтенный колдун? Не бойся, у нас давно уже нет ни одного инквизитора. Отвечай, что творится в Анкиде? Что за пакость клубится над Пиром? И почему сегодня все закончилось?

– Все началось, – прохрипел Софус, отодвинув чашу. – Сегодня все началось. Или продолжилось. Не знаю, кто сейчас правит в Ардуусе, Пурус или еще кто, я покинул столицу в тот день, когда короля должны были назвать императором, но думаю, что тот, кто сидит на императорском троне теперь, примеряет не корону правителя Анкиды, а личину Губителя.

– Губителя? – не понял Павус. – Какого еще губителя? И что может загубить губитель, тут и так все погублено! Всего и осталось – холм Бараггала да полоска земли вокруг – не будет и ста шагов. Толком ни травы не скосить, ни огородик возделать. Солнца почти нет! Тем более середина зимы! Мы почти голодаем!

– Почти, – кивнул Софус и положил ладонь на обожженное когда-то горло. – И это тоже – почти. Не дошел на шаг. Не допил глоток. Не добросил на локоть. Все. Больше так быть не может. Теперь придет конец всякой дряни. Или конец всему. Нить смотана. – Софус снова хлопнул себя по груди, как будто искал что-то под лохмотьями, и рассмеялся. – Вырвал ведь, как на пушинку дунул, вырвал. Силен, очень силен. Умер бы от страха, если б умел… Но не умер. Так что… о чем это я? Да. Нить смотана… Пусть даже она теперь в чужих руках. Пришел срок. Больше его не отринуть. Труба зовет, даже если мы ее не слышим.

– Ты в своем уме? – прошептал Кадус. – Что ты говоришь?

– Мое настоящее имя – Намтар, – прохрипел Софус, залился клокочущим смехом и потянул лохмотья вниз, обнажая обтянутые зарубцевавшейся кожей ребра. – Здесь все закончится. Я был полторы тысячи лет на поле Бараггала. Время пришло… догореть.

– А нам? – в наступившей тишине пробормотал Пеллис. – Что делать нам?

– Разбирать храмы, – прошептал Софус. – Срочно и аккуратно. Не бойтесь. Святость Бараггала не от них, а от оснований башен угодников, что скрыты под ними…

Вести в шатер воеводы Муруса из Раппу, а потом из Бабу приходили неутешительные. Да и не нужны были вести, когда потоком шли испуганные, наполненные ужасом рассказчики – беженцы, часто чуть живые, лишившиеся не только скарба, но и части родных. Из их рассказов постепенно вырисовывалась страшная картина нашествия. Гахи нападали сразу со всех сторон. Подбирались к укреплениям горами, благо морозов сильных пока не было и стужа не сковывала суставы, убивали стражников, резали и рвали на части спящих. Когда воины Раппу и Бабу поняли, что никакие стены не спасут от новой беды, когда научились не смыкать глаз днем и ночью, протягивать сторожевые веревки со склянками вдоль укреплений, гахи стали нападать днем. Обстреливали из диковинных луков замки и сторожевые башни с прилегающих скал, забрасывали нечистотами и уж обязательно головами павших на поле боя или захваченных в бою. Неистовая Субула Нимис, урожденная Белуа, муж и свекровь которой погибли в первые дни штурма гахами укреплений Раппу, пыталась, как понял племянник короля Пуруса – Лаурус, который не отходил от Муруса, сама нападать на врага, но как ни широка была долина Сана-баба, гахи всегда находили скалы и горные склоны для временного отхода, а потом нападали снова и опять же со всех сторон. Их были тысячи. Десятки тысяч. И хотя принц Бабу Веритас утверждал, что десятки тысяч гахов истреблены, вряд ли урон их составлял хотя бы одного воина из десяти, потому как могучие королевства Раппу и Бабу продержались лишь немногим более двух недель, и это почти не оставляло надежды на благополучный исход войны с гахами. К тому же часть огромной орды все еще стояла напротив Хонора, да и тяжелые вести приходили с запада; Самсум пал, Турша была разграблена, Светлая Пустошь после страшной грозы на севере в последний день первого месяца зимы раскинулась до самой Утукагавы. Лишь узкая, в десяток лиг полоса хонорской земли вдоль гор Балтуту оставалась неиспоганенной. Как раз та, что вела на север, к Утису и Фиденте.

Король Хонора Гратус вместе с женой Кларитой и десятью тысячами воинов укрепился в хонорском замке. Покрыл, как успел, его стены шипами, наморозил, где смог, наледь. Запасся смолой, дровами, камнями, стрелами и сообщил Мурусу, что никогда еще ни один враг, будь он хоть с юга, хоть с Эрсет, хоть из любых ям, из которых, как говорят араманы, выбрались гахи, не брал хонорский замок, а уж орда пыталась штурмовать его не один раз.

– Держите город, – посоветовал он Мурусу. – Горожан почти нет, все ушли на север. Каждый дом должен стать крепостью. И эти гахи тоже слеплены из плоти. Настанет и им конец. К тому же кто сказал, что они пойдут на Хонор? Может быть, они не поладят с ордой? Зададим им жару на атерских стенах!