Тень колдуна - [13]

О, Ганс, Ганс, зачем тебя наказали, наделив столь бурными страстями!

Почему я не могу стать настоящей женщиной, а ты — зрелым мужчиной ?»

Но незаконнорожденный сирота не догадывался об этих мыслях и, шагая домой, решил солгать ей о сущности той сделки, которую заключил. У нее было занятие, а у него нет, и это раздражало. Теперь у него тоже есть. Да, решил он, он не скажет ей всей правды о предложении графа. У Ганса уже не осталось никаких сомнений на этот счет к тому времени, как он добрался до двухэтажного дома, выходящего передним фасадом на Кошенильную улицу, а задним в проулок — обстоятельство, которое Ганс неоднократно находил весьма удобным. Он заметно повеселел и даже почтительно раскланялся с каким-то стариком в капюшоне. Ганс знал, что прохожий был в годах, поскольку прятал свои морщинистые ноги с распухшими коленями под длинным балахоном, чего не стал бы делать ни один молодой мужчина в Фираке. Темно-синяя ткань была окаймлена многочисленными полосками по подолу и рукавам.

Ганс уже привык к тому странному обстоятельству, что в городе Пламени, над которым возвышался огромный храм, никто не носил красного.

Капюшон вежливо качнулся в ответ, и «балахон» удалился своей дорогой.

Нотабль, естественно, решил попридержать события, неторопливо облегчаясь. Ганс издал преувеличенно громкий вздох и ждал, нетерпеливо переминаясь, пока кот предавался обязательному ритуалу вдумчивого обнюхивания собственной мочи. Гансу это надоело раньше, чем Нотаблю, и он двинулся дальше. Нюхнув последний раз, чтобы лишний раз доказать свою независимость, кот задрал хвост и с жалобным мяуканьем поспешил следом.

— Тише, Нотабль, — пробормотал Ганс. — Мигни, наверное, спит.

Невообразимо огромный кот отозвался тонюсеньким горловым звуком.

Они поднялись на второй этаж и увидели, что она ждет в полном бездействии. «Конечно, — подумал Ганс, испытывая болезненное чувство вины, — уже очень поздно, время обеда давно прошло». Нотабль направился прямиком к своей миске, которая своим огромным размером походила на что угодно, кроме миски мелкого животного. Увидев, что она пуста, он уселся рядом с таким укоризненным видом, словно не ел несколько дней.

Мигнариал не спала. Мигнариал сидела и ждала. Разумеется, она слегка дулась из-за того, что ее мужчина где-то задержался и к тому же уже поел, ибо она любила готовить для него. Она была неотразимо хороша со своим водопадом темных волос и прелестной фигуркой, задрапированной в ярко расшитое платье, которое ему очень нравилось, несмотря на то, что было подарено не им, а благодарным клиентом. И все же, когда он обнял ее, вышло так, будто она разрешила себя обнять, и он тут же напрягся.

— Прости, я задержался. Мой новый работодатель пригласил меня пообедать, и я не мог ему отказать.

Выражение ее лица смягчилось, словно солнце пробилось из-за туч.

— О, я понимаю, Ганс, — сказала она своим мягким девичьим голосом. — Я знаю, что ты не мог сообщить... но расскажи же мне об этом новом работодателе.

Он показал ей деньги Катамарки — это был аванс, оставшаяся сумма ему причиталась после выполнения дела.

— Это богатый человек из Сумы, который опасается отправляться в обратный путь без защиты. Я буду его охранять. — Он улыбнулся, призвав на помощь все свое обаяние, ибо ему было не по себе от собственного вранья. — Итак, мы договорились, что мне придется съездить в Санктуарий, причем он оплачивает мне оба конца!

Она выглядела испуганной:

— Охранником? Вооруженное сопровождение каравана? Представь, что у него есть основания беспокоиться, дорогой. Его опасность станет твоей! Тебе придется сражаться.

Он искоса посмотрел на нее с дразнящей улыбкой.

— Ах, Мигни... помнишь наше путешествие сюда? Представь, что мы ехали с караваном... разве смогли бы нас ограбить эти проклятые тейана? А «добрый» старый Синайхал разве напал бы из засады?

После того, как кочевники-тейана забрали в пустыне их коней и провизию, Шедоуспан подождал ночи и пробрался в их лагерь. Он вернул отнятое сторицей, включая новых коней и несколько жизней. Что касается Синайхала, то это был вероломный разбойник, который показал им неверную дорогу в лесу, а сам притаился там, собираясь убить Ганса. После поединка на мечах Ганс и Мигнариал получили еще двух лошадей, а также благословения тех людей, которые были без ума от радости, что разбои Синайхала закончились вместе с его поганой жизнью.

Сейчас Ганс надеялся, что Мигни не вспомнит о том, что, если бы они путешествовали не одни — какая глупость! — ас караваном, они не завладели бы всеми этими лошадьми, которых потом удачно продали. Она не вспомнила.

— Но-о, Ганс, я надеялась…

Решение солгать насчет своей работы заставило Ганса занять оборонительную позицию, и он посуровел голосом и лицом.

— Проклятие, Мигни, ты всегда беспокоишься, как бы я не оказался в опасности! Ты не хочешь, чтобы я взбирался по стенам, не хочешь, чтобы я воровал, не хочешь, чтобы я предпринял невинную маленькую прогулку на юг в качестве телохранителя благородного графа. Чем, по-твоему, я должен заняться, стать портным или брать у тебя уроки ясновидения?