Тень ивы - [89]

– За интересы государства!

– То есть и за деньги, и за власть. Неужели и вам понадобилось наследство брунейского амира? Ну ведь не Вам же лично, не поверю. Или вам премия в процентах?

Сергей Сергеевич опять повернулся к Гарпунову и теперь уже медленно, печатая каждый шаг, подошел к нему.

– А ты, оказывается, неблагодарный сукин сын.

– Да, сукин сын. Но ваш, Сергей Сергеевич. Так, кажется, сильные мира сего говорили.

– Смешно. А удостоверение служебное положить на стол не смешно? Я это быстро организую.

Черный от скакания по лужам мяч подкатился к ногам Игоря. За мечом уже бежал мальчишка в красной куртке с желтыми пятнами грязи. Игорь остановил мальчика, махнув ему рукой и ударил по мячу подъемом стопы.

– А я, Сергей Сергеевич, тоже специально сочиненный субъект или объект? А вот это, – он показал рукой на мальчишек, играющих в футбол, потом на беседующих собачников, – тоже враждебная среда, отрабатывающая технологии и чего там – собирающая деньги под видом зарплат?!

Дугин стоял, опустив голову, потом, глядя куда-то в сторону, сказал:

– Дурак ты, Игорек, тащил я тебя из дерьма, а ты, видно, без дерьма не можешь. Знал бы ты на что меня толкаешь! Пропадешь ведь и сам, и жена твоя пропадет. Надеюсь, когда-то оценишь мою дружбу.

Дугин двинулся к машине, но Игорь остановил его.

– Уже, уже оценил. Спасибо за науку. Я теперь сам, – Гарпунов протянул Сергею Сергеевичу служебное удостоверение. – Я так понял, вы взялись быстро устроить. Так что прошу содействия в увольнении.

Дугин отодвинул его руку с бордовой книжицей, шагнул к машине, нырнул за открытую перед ним заднюю дверь, водитель резво рванул с места, заставив нескольких псов кинуться врассыпную и залаять. Игорь покрутил книжечку следовательского удостоверение в руке, и заспешил к шашлычнику.

У мангала Гарпунов протянул удостоверение шалычнику, кивнув на угли. Тот после недолгого сомнения бросил книжечку в огонь, сокрушенно качнул головой. Наверное, разумнее было бы дать событиям развиться своей чередой, то есть чтобы Дугин распорядился, Петров-Петров бросился выполнять, пошла бы писанина: рапорты, объяснительные… Игорю хотелось самому сделать так, чтобы разом все кончилось, чтобы обратный путь был бы закрыт. И оставался только один путь – вперед. Во всяком случае, его увольнение из полиции после утраты служебного удостоверения следовало почти автоматически. Что и требовалось.

Гарпунов оглянулся вокруг и подумал, что в этом месте легко можно представить себя в другом времени года: ветви больших деревьев снизу подрезались до большой высоты. Их своды укрывали и от солнца, и от снега, и от ветра. И еще – они выросли, не соблюдая никакого плана посадки – не было тут стройных линий и подбора видов и сортов. Липы, осины, клены, березы, ясени, ивы. Они выросли сами, у кого как получилось.

«Так что теперь начало лета», – сказал себе Гарпунов. «Самое-самое начало. Первый день каникул, солнце, футбол, речка, интересная книжка, открытая на первой странице».

Он попросил шашлычника «зарядить» кусочек мяса посочнее, а сам набрал на телефоне номер Риты.

– Рита, собирайся! Жду тебя на Собачьей площадке. Будем есть бараний шашлык и осматривать знакомые места. Хотя здесь все-все изменилось до неузнаваемости.

– А время есть? И сколько есть времени?

– Полно. Целая жизнь.

Она сказала, что будет через десять минут.

Константин Жнец.

Свобода приходит.

«Интересно, считаюсь я теперь фраером или уже нет», – усмехнулся про себя Жнец, спускаясь с крыльца большого здания с колоннами. Управление внутренних дел, особые полицейские отделы, изоляторы, тюрьма – все размещалось за прикрытием из этих ампирных фасадов, выходящих на четыре улицы. Да и здание управления полиции, стоящее отдельно, было соединено с милицейским кварталом неприметным внешне переходом.

Никакого особого воздуха он не ощутил, разве что почувствовал, что сам он грязный, что от него пахнет хлоркой и чинариками, что в сплаве дает острый дух беды. Первой навстречу шла девушка, все еще по-летнему одетая, и он против обыкновения отступил назад, дав ей путь. И она отшатнулась в сторону, обойдя даже и то место, где он стоял.

Надо было побыстрей ехать домой, но Жнец никак не мог остановить машину, а когда один все же остановился, то даже дверь открывать не стал. Не посадил в машину и еще один, что остановился, потому что Жнец жарко бросился объяснять, что он расплатится по приезде по адресу. Водитель так хлопнул дверью, что едва полу плаща Жнецу не прищемил. Пришлось идти пешком.

Через пять минут он вдруг заметил у себя одышку, решил присесть на скамейке в том самом парке, у входа в который они со Снарядом подсадили Роксану. Вроде бы как судьба, проведя по одной ей ведомой кривой, пристроила Жнеца, оговоренного и ободранного, на скамейке с обратной стороны парадных ворот.

Чувствовал ли он обиду, которая так обжигала после того, как он прочитал Роксанино заявление? Нет. Это было естественной платой за острые моменты удовольствия. Или счастья?

Но вот ужас: ощущение краха почувствовал он. С чем-то расставался, о чем-то скорбел.

Ведь ничего не терялось – работа, дом, в конце концов, были и деньги, если уж представить, что что-то в жизни или переменится само, или нужно менять.