Тень ивы - [31]

Он, конечно, еще не понимал, во что он влип, избрав себе мишенью Михаила Пиднеля. Чужар попытался сразу по выходе Миши из изолятора лично его покалечить. Выбрана для этого была обычная футбольная игра, которая затевалась физкультурником каждый день перед отбоем. Обутый в ботинки сварщика, Чужар приблизился к Михаилу с намерением подпрыгнуть и приземлиться чугунной подошвой на носок его ноги. Но тот, играя просто в футбол, пробил с разворота по направленному ему мячу влет, и мяч с огромной скоростью врезался Чужару в мотню, по лагерной манере прикрытую лишь сатиновыми штанами. Чужар упал лицом вниз, сжимая отшибленную мошонку обеими руками и беззвучно хватая воздух ртом. Физкультурный организатор, испугавшись, вызвал фельдшера. Фельдшер и еще двое ребят не смогли расцепить руки Чужара, так и несли его с зеленым лицом до самого лазарета.

Михаил с трудом сдержался, чтобы не броситься с объяснениями к Чужару про то, что все это произошло ненамеренно. Хорошо, что не успел: стоявший рядом Коряба, почувствовавший вдруг в этом эпизоде неведомую силу Пиднеля и инстинктивно к ней потянувшийся, сказал:

– Хорошо, что ты поспешил – он бы тебе на хер железным ботинком ноги обломал. Сечешь подошвы?

Михаил увидел поджатые ноги смуглого тирана, обутые в поблескивающие металлическими подошвами массивные башмаки.

Следующим роковым шагом Чужара в первый же день после выписки из лазарета была попытка сварить Михаила в кипятке во время помывки в душе. Он решил отключить трубу, подававшую холодную воду в кабины, где оставался один Пиднель, а для того подпереть дверь в узкую душевую кабину снаружи.

Но вентиль, который перекрывал Чужар, оказался таким ветхим, что рассыпался от малого усилия, и мощнейшая струя холодной воды как из брандспойта в мгновение залила маленькую камеру технического узла, где находился Чужар. Дверь, открывавшаяся вовнутрь, образовала стенку кессона, в котором вода быстро достигла потолка. Чужар, не успевший добраться до двери, был притиснут к потолку и, судя по прерывистым крикам, начал захлебываться.

Пиднель, поначалу выскочивший из душевой не как, а ошпаренный, услышал в раздевалке доносящийся из смежной комнаты захлебывающийся крик. Вместе с пацанами из их отряда, уже одетыми, он навалился на дверь вентильной камеры. Не с первой попытки, а приложив в качестве снаряда лавку, они проломили дверь. Вода, хлынувшая в пролом, опрокинула их, но спасла жизнь нахлебавшемуся Чужару. Какое-то время Чужар лежал в знакомой всем позе: на спине с закрытыми глазами, но означала она что-то другое.

– Чего стоите? – спросил Михаил, уже продрогший на сквозняке зимней раздевалки. – Посмотрите хоть – дышит он? Ну, Горыныч, – крикнул он ближнему подручному Чужара, вообще не участвовавшему в проломе двери и потому оставшемуся в сухой одежде.

– А хули ему будет, – спокойно ответил Горыныч и зевнул.

То, что в пирамиде подчинений, существовавшей до появления в колонии этого Пендаля, что-то сломалось, в этот момент поняли все оказавшиеся здесь пацаны.

И хотя заклятые враги Чужара, кумовья-воспитатели, и тут оказались ему подмогой, скоро и они поняли: Чужара можно спасать от этого Пендаля и дальше, но надо ли? И потом – а с ними самими, а со всяким другим, кто нарывается на благообразного Пендаля, как быть? Готовиться к несчастным случаям, неожиданным травмам, а то, не приведи бог, к внезапной смерти? И как воспитывать, если не нарываться?

Короче, последний месяц до своего совершеннолетия Михаил провел в ежедневных свиданиях с Роксаной и родителями, сидении в библиотеке, лыжных прогулках, играх в спортзале.

Освобожденный от работы (а колония дружно собирала электрические выключатели) и даже от нежелательных контактов – Чужара за аварию в вентильной отправили в изолятор, – Михаил слишком расслабился и пришел во взрослую зону в благостном настроении.

В день прибытия во взрослую зону, когда Михаила отвели к его койке, к нему подошел седой мужчина представительного вида в очках и произнес:

– Я Соловьев, погоняло Композитор, хотел сообщить, что сегодня день рождения нашего старшего – Короче его величают, предлагается сдать по пятихатке.

– Откуда у меня деньги? – спросил Михаил.

– Можно потом отдать. За вас я рассчитаюсь или вот он, – Композитор показал на сидящего на ближайшей койке в задумчивой позе парня в боксерской майке.

– Сталин, одолжишь пацану?

Боксер кивнул.

– Да я его ни разу не видел, вашего именинника.

– Ты что, сука, поздравить старшего не хочешь?

– Хочу.

– Плати.

– Я предлагаю к столу именинника то, что со мной есть, – Михаил распахнул свой сидор, который передали через купленного охранника родители, – он и сам видел содержимое первый раз. Сухое молоко, сгущенка, галеты, тушенка, растворимый чай.

Композитор вывалил содержимое мешка на кровать. Выловил консервные банки, раздавил пакет с сухим молоком, взял порошок на палец, лизнул, сплюнул.

– Сигареты?

– Не курю.

– Кто тебя спрашивал? – взвизгнул Композитор. – Я спрашиваю сигареты! Ко вторнику готовь сигареты «Бонд», два блока.

Композитор, ловко управляясь со стопкой банок, пошел по проходу между кроватями, к дальнему углу спального барака. Очень длинного, так что не видно было, кому и что он там понес.