Тень ислама - [42]

Набожность у этих берберских горцев накожная, а невежество в исламе полное. По религиозным счетам расплачиваются своими молитвами лишь старики. Но в то же время, марабу находятся в большом почитании. Страна усеяна куббами или святыми местами, куда весьма охотно идут на поклонение.

У айшубов один только Мохамед молился и носил на шее четки братства Шадулия…

В общем, дни этих людей текли в оцепенении покорности и однообразии нищеты, не знающей просвета.

Земледельческий год не предвещал ничего хорошего. Во время зимних посевов дожди растворили землю и превратили арабские дороги — крутые и извилистые тропинки — в потоки. В ожидании плохого урожая мааш (тяжелые бруски черного хлеба) становился дороже; заплатить подати будет трудно, и глухой стон и жалобы начали подыматься с холмов и долин.

Но ни в разговорах, ни в поступках феллахов не было ничего тревожного. Они всегда были бедны. Их земля всегда была твердая и каменистая. У них всегда был бейлик[20], которому нужно было платить подати. От своего золотого века бедуины не сохранили никаких воспоминаний.

Они жили короткими надеждами, в ожидании ближайших событий, долженствовавших принести немножко благополучия хижине: «Если Бог захочет, — урожай будет хороший…» или «Продадим телят и овец и получим немножко денег». Все это, даже в самом лучшем случае, не меняло течения жизни, но надежда скрашивала время и облегчало тяжесть нищеты.

…По своей природе бедуин ябедник и сутяга. Он полагает необходимостью своей жизни, почти почетом, иметь процесс в суде, вмешивать власти в свои дела, даже домаш-ния. Мохамед Айшуба и его брат много раз судились друг с другом не только у каида, но и у администратора, продолжая жить вместе.

В гурби главною зачинщицею ссор была Ауда, старшая из двух жен Мохамеда. Многословная и сварливая, она испытывала неодолимую потребность в брани, криках и сплетне. Когда ругань начинала переходить за пределы обыкновенного, Мохамед брал матрак и, отхлестав им свою жену, водворял на несколько часов спокойствие. Но хитрость и злость Ауды были безграничны. В особенности ненавидела она Лалию, младшую жену своего мужа, кроткую, красивую, едва достигшую брачного возраста. Та вечно отмалчивалась, вынося все прижимки Ауды и даже называя ее леллою (госпожою).

Не проявляя особой нежности, Мохамед, тем не менее, любил Лалию. Возвращаясь с базара, он каждый раз приносил ей какой-нибудь подарок, усиливая этим ненависть и зависть Ауды.

Последняя имела от мужа двух детей, девочек, и считала, что ее материнство помешает мужу прогнать ее. Но девочки были уже довольно большие, а любимец Мохамеда, Маммар, был сын Хадиджи, первой жены, которая умерла. Таким образом связь, прикреплявшая Мохамеда к Ауде, была довольно слаба.

Как это обыкновенно водится у берберов гор, родители Ауды еще более настраивали ее против мужа, чтобы вызвать развод с его стороны, ибо в таком случае он терял «седак» — выкуп за жену, которую они отдали бы снова замуж, получив за нее новую сумму денег.

Окончив пахать, Мохамед перемерил зерно и с болью в сердце увидел, что его не хватит на обсеменение поля. Не хватало на пятнадцать франков. Где взять эти деньги? Пойдет ли он, как в предшествовавшие годы, к г. Фаге или к кабиллам, живущим в «центрах» Монтенот и Кавеньяк? Как одному, так и другим он должен был уже несколько сот франков. Его земля и стадо Маджуба служили обеспечением.

У него продали уже с публичного торга ячменное поле и три отличных фиговых дерева, которые г. Фаге купил через одного из своих «хамме».

Ростовщики! И все же только одни они могли помочь его горю, ибо засевать нужно было во что бы то ни стало.

Мохамед принялся высчитывать, к кому лучше обратиться: г. Фаге одолжит ему зерно натурою по двойной базарной цене; кабиллы[21] за пятнадцать франков наличными деньгами заставят его подписать вексель на тридцать…

Думая о ростовщиках, Мохамед медленно шел вдоль своего поля. Холодный ветер с воем налетал на него, забираясь в старый разорванный бурнус, висевшую лохмотьями гандуру, и точно выплакивая свою неизмеримую печаль вокруг этой человеческой печали.

«Центр» Три Пальмы, или, по-арабски, Бузрайя, представляет собою поселок, созданный властями. Колонизационные участки выкроены были из лучших земель, принадлежавших племенам хеми и багадура. Несмотря на это, европейский поселок обязан своим относительным процветанием только большому арабскому базару, бывающему по пятницам.

На пыльном косогоре, под эвкалиптами с покрасневшею от холодов листвою, собирается большая толпа; бурнусы серые, бурнусы коричневые, бурнусы белые. Среди криков людей и животных бедуины ходят взад и вперед. Одни прибывают, другие устраиваются. Всех этих людей сгоняет сюда одна мысль — о наживе. Продать возможно дороже, купить возможно дешевле, по нужде обмануть — вот цель всей этой пестрой толпы, смешанной из европейцев, арабов, кабиллов и жидов…

Мохамед и Маджуб отправились на базар с зарею. Всю дорогу они шли вместе, сопровождаемые младшим братом Беналией, гнавшим перед собою трех коз, которых Маджуб хотел продать. Мохамед ехал верхом на своей маленькой кобылке, имея за собою на крупе Маджуба, Беналия же шел пешком, напевая: