Тень иракского снайпера - [37]

«Now you talking!» – подумал про себя Хурам. О да, он знал этот страх – страх сродни тому, что испытывает необстрелянный солдат перед первым боем. Ты тяжелым трудом заработал деньги. Десятки тысяч, даже сотни. И вместо покоя они приносят тебе хлопоты – как их не потерять? Как сохранить?

Заложить в банк, где счета страхуются государством? Это полпроцента прибыли, ну, процент… А инфляция – вдвое, втрое больше.

Вложить деньги в акции, в различные пакеты? Почему бы нет. Но вот наступает момент – и акции разлетаются в пыль, и крупнейшие транснациональные корпорации выходят из бизнеса. За примерами далеко ходить не надо – даже в последнее десятилетие их полно.

Вообще говоря, должность финансового советника в Штатах – должность почетная и выгодная: кто сумел преуспеть на этом сложном пути, тот всегда будет востребован.

Но когда ты отдаешь заработанные деньги, а Хурам знал, что деньги, каким бы образом они ни попали к тебе на счет, заработать трудно – в них пот, в них риск… И нередко – кровь… И когда приходит момент эти деньги отдать, то это момент сложный для каждого, а для новичков – вдесятеро.

– Что, мадам, уболтали наконец мужа? – спросил Хасане добродушно.

А про себя уже знал, что именно он предложит Леборнам: это самое загородное имение. У них, конечно, не хватит денег на полную покупку. И даже на половину не хватит… Но это не беда. Он, Хасане, предложит им идти впополам, а банк даст остальное.

– Одним словом, не планируйте ничего на нынешнюю субботу! – продолжал Хасане. – Нет ничего? Отлично! Мы, бизнесмены, любим конкретику. Везу вас смотреть объект вашей первой инвестиции…

– Ой, а что это? Как быстро… – Джейн то ли обрадовалась, то ли испугалась.

– Я тебе сейчас пошлю имейл, поглядите с Бретом. Ответ не позже сегодняшнего вечера… – И, ощутив незаданный вопрос, Хурам добавил: – Да не о деньгах ответ, а пока только о вашем желании посмотреть что-то. Места там красивые. Кстати, и вина тамошнего попробуем, развлечемся.

Свой «Майбах» Хасане вел неторопливо, на разрешенных восьмидесяти милях в час. Не то чтобы ему что-то мешало чуть прижать педаль – просто эта езда доставляла ему удовольствие. Почти сто тридцать километров в час – разве мало? Можно без труда ехать и в полтора раза быстрее, а зачем?

Джейн на заднем сиденье уткнулась в свой любимый иллюстрированный журнал «W». Она всегда уступала мужу место впереди – чтобы мужики могли болтать не напрягаясь.

Вот мужчины и общались – достаточно лениво, впрочем… Хасане – потому что хранил в себе утреннее праздничное настроение. Так несут полную чашу, боясь расплескать. А Леборн – потому что настроение в последние дни у него было далеко не радостное. Суета вокруг удушений стала доходить и до него. Сначала визиты сотрудников органов и полиции, газетные публикации и дежурство репортеров у дверей Брет воспринимал как неизбежное зло. Пройдет – и забудется. И действительно прошло. Но к прошлому состоянию дела не вернулись. Вот уже десять дней не было ни одного звонка с заказами на портрет. Такое случалось и раньше, но после, в какой-то прекрасный день, звонки сыпались один за другим. А сейчас – не было ничего. И Леборн нутром чувствовал, что это «ничего» – не на день и не на неделю.

Собственно, поэтому он впервые выслушал Джейн, которая умоляла принять совет Хасане. И согласился – пока, разумеется, только посмотреть, о чем идет речь.

Но, в общем, Леборна нынешняя поездка не радовала. И было тому несколько причин: между Леборном и его окружением в последнее десятилетие шла своего рода необъявленная война. Суть ее была проста и понятна, но ситуация от этого легче не становилась – для Брета Леборна, во всяком случае.

«Правильно говорят о «музыкальном слухе на деньги», – вспомнил Брет. – У Хурама он есть, конечно».

Но именно поэтому, оценивая объективно возможности и способности Хурама Хасане, художник Брет Леборн, портретист, признанный мэтр, никак не хотел оказаться в зависимости от него. Ни в косвенной, ни уж тем более в прямой. А сейчас асфальтово-серый «Майбах» Хурама мчал Леборна именно к этой зависимости, и потому Брет внутри себя был раздражен, хотя вовсе и не хотел показывать этого.

– Расскажи, как твои! – произнес Леборн, глядя на роскошный яблоневый сад, который они проезжали.

– А чего им сделается? Мириам занимается своими модами. Кажется, сейчас линию хочет открывать, недавно летала в Гонконг.

Хурам Хасане отвечал Леборну вежливо и равнодушно, а про себя с досадой чувствовал, как благодушное утреннее настроение стало по капле утекать из его души… Этот Брет… Нашел о чем спрашивать.

Семья для Хурама была… как сказать? Не то чтобы болевой точкой… Не то чтобы предметом постоянного беспокойства… Хотя, впрочем, если говорить откровенно, и то и другое присутствовало. Хурам мог точно сказать, чем не была для него семья. Мой дом – моя крепость – этого он никогда про себя сказать не мог. И никому бы в этом не признался, потому что внешние приличия всегда соблюдались.

И еще потому, что по своему внутреннему кодексу чести Хасане всегда именно и хотел иметь семью-крепость. Такую, где запер ворота, поднял мост над глубоким рвом – и нападай на меня весь окружающий мир. Нападай, осаждай – я не боюсь, я выдержу.