Тень гильотины, или Добрые люди - [24]

– Не знаю. – Старшая сестра морщит нос. – Мне он показался развязным. И физиономия бесстыжая!

– Так это и неплохо, – успокаивает ее адмирал. – Для нашего предприятия как раз подходит кучер, который много путешествовал и хорошо знает жизнь.

– В молодости ты тоже путешествовал. И тоже хорошо знаешь жизнь.

Адмирал рассеянно улыбается, застегивая пальто.

– Возможно, Ампаро… Но это было так давно, что я уже все позабыл.

Младшая сестра подает ему черную треуголку, чей фетр только что тщательно вычищен и выглядит безупречно. В углублении, подбитом овчиной, дон Педро замечает иконку Святого Христофора, покровителя путешественников.

– Будь очень осторожен, Педрито.

Детским именем Педрито они называют его только в исключительных случаях. Последний раз это произошло два года назад, когда адмирал три недели пролежал в постели с тяжелым воспалением в груди и его лечили пиявками, микстурами и хирургическими пластырями, а сестры по очереди дежурили возле его изголовья, не отходя ни днем ни ночью, с четками в руках и молитвами Пресвятой Деве на устах.

– Письмо, которое я оставил, нужно будет отправить в Кадис. Бросьте его в почтовый ящик.

– Обязательно.

Адмирал выбирает себе трость среди дюжины других тростей, стоящих на подставке. Серебряная рукоятка, красное дерево. Внутри спрятана шпага – пять пядей отличнейшей толедской стали.

Повернувшись к сестрам, он замечает в глазах у обеих тревогу, хотя ни одна, ни другая не произносят ни слова: они много раз видели, как он выходит на прогулку с этой тростью в руках. Трость-клинок – не более чем средство предосторожности, разумное в нынешние времена. Да и во все прочие тоже.

– У меня в спальне, в тайнике хранятся кое-какие деньги. Вдруг вам понадобится…

– Не понадобится, – перебивает его старшая сестра – в ее голосе звучит упрямая нотка. – В этом доме всегда обходились тем, что есть.

– Я вам привезу кое-что из Парижа. Шляпку или шелковую шаль.

– Вряд ли они лучше наших мантилий, – возражает Пелигрос, чей патриотизм уязвлен. – Их привозят с Филиппин, а эти острова принадлежат Испании… Что мы будем делать с французскими платками?

– Ладно, поищу что-нибудь другое.

– А лучше не трать деньги на всякие глупости, – наставляет его Ампаро. – И главное – будь осторожен.

– Мы едем за книгами, а не на военную кампанию.

– Все равно: никому не доверяй! Деньги спрячь подальше. И будь осторожен с едой. Они там во все добавляют много жира и сала, а это вредно для желудка…

– Они там улиток едят, – мрачно замечает младшая сестра.

– Договорились, – успокаивает их адмирал. – Никаких улиток, никакого сала. Только чистейшее оливковое масло, клянусь!

– Оно точно есть в Париже? – беспокоится Пелигрос. – А на постоялых дворах?

Дон Педро улыбается нежно и терпеливо:

– Я в этом совершенно уверен, сестренка. Не переживай.

– Одевайся теплее, – настаивает Ампаро. – И не забывай менять носки, если промочишь ноги… Мы тебе положили шесть пар носков. Говорят, во Франции проливные дожди.

– Непременно, – вновь успокаивает ее адмирал. – Ни о чем не беспокойтесь.

– Ты взял с собой микстуру, которую тебе приготовил аптекарь? Тогда следи, чтобы флакон был накрепко закупорен. И не забудь его где-нибудь. У тебя всегда были слабые легкие.

– Из рук не выпущу!

– А главное, поосторожнее с француженками, – добавляет Пелигрос как более решительная.

Ампаро вздрагивает и смотрит на нее с осуждением:

– Господи, сестра…

– А что такого? – возражает Пелигрос. – Разве ты не знаешь, что про них говорят?

– Интересно, где ты все это слышала? И вообще, повторять такие вещи нескромно для христианки.

– При чем тут скромность? Они те еще штучки, эти француженки.

Старшая в ужасе осеняет себя крестным знамением:

– Боже правый… Пелигрос…

– Я знаю, что говорю. Там все женщины – философы, или как их там. Сидят в специальных модных салонах и болтают с мужчинами про философию… А в один прекрасный день начинают шляться по кофейням. Не говоря уже обо всем остальном!

Адмирал смеется, заслонив лицо шляпой. Короткий серый хвост на затылке перехвачен черной лентой из тафты.

– Об этом точно можете не беспокоиться. У меня такой возраст, что мне не нужны ни француженки, ни испанки.

– Это тебе так кажется, – возражает Пелигрос. – Там кавалеры очень нужны, правда, Ампаро?.. А для своих лет ты еще очень даже ничего.

– Разумеется, – соглашается Ампаро. – Там такие нарасхват.

В первых лучах солнца, вытянув под столом ноги и засунув руки в карманы, Паскуаль Рапосо сидит в кабачке «Сан-Мигель» перед кувшином вина, прямо напротив открытой двери. Он наблюдает за двумя мужчинами, которые о чем-то беседуют, стоя на противоположной стороне улицы возле экипажа, запряженного четырьмя лошадьми. Один из них, высокий и худой – темное пальто, треуголка, в руке трость, – только что вышел из ближайшего портала и подошел к другому, низенькому и полному, в испанском плаще и бобровой шляпе. Кучер пристраивает последние пожитки на крыше экипажа: это бородатый тип неотесанного вида, закутанный в плотный тяжелый плащ. От опытного глаза Рапосо, привыкшего подмечать детали, необходимые для его ремесла, – другие глаза, более неспешные и менее зоркие, однажды раскаиваются, не заметив эти крошечные, но весьма красноречивые подробности, – не ускользнуло ни ружье в чехле, пристроенное на облучке, ни коробка с пистолетами, которую кучер держал под мышкой, вынося из дома багаж, и которую сунул вглубь экипажа прежде, чем приладить сверху сундуки и чемоданы.